Отправлено: 23.11.10 11:49. Заголовок: Казаки, крестьянство, Шолохов и т.д.

Перенос из другой темы.
Начало здесь.

http://politprosvet.forum24.ru/?1-1-0-00000280-000-100-0<\/u><\/a>

 Отправлено: 03.12.10 16:58. Заголовок: Вот отрывок из стать..

Вот отрывок из статьи А.Чернова:

"...Но не могут просто так «совпасть» десятки стилистических конструкций, поворотов сюжета, редчайших эпитетов и нигде не зафиксированных поговорок, авторских метафор и таких диалектных словечек, которых до Крюкова и после него не использовал ни один из русских писателей. (Разумеется, кроме автора «Тихого Дона»).
Красть роман у Крюкова было безумием: в его текстах много самоцитат. Но кто знал в 1920-х, что появится интернет? И в нем – Национальный корпус русского языка.
В этой копилке объем текстов русских писателей уже превысил 150 миллионов слов.

Когда в конце 1990-х всплыли шолоховские рукописи, по ксерокопиям нескольких страниц исследователь Зеев Бар-Селла предположил, что это не оригинал, а безграмотная копия с грамотного оригинала, выполненного к тому же по дореволюционной орфографии.
А в 2006 Институт мировой литературы издал шолоховские «черновики» и «беловики» романа. И тем убил им же и выпестованный миф. Потому что перед нами не черновики, а типичная туфта.
Шолоховеды утверждают: эти рукописи классик предоставлял в 1929-м «комиссии по плагиату». А потом оставил у своего московского приятеля.

И это правда. Однако, зная где хранятся «черновики», он не показал их и после того, как вышла книга Ирины Медведевой-Томашевской. Ответственные товарищи объяснили ему 29-м, что сработал он, как двоечник на переменке: сдул, не понимая смысла того, что копирует. И вот церковное «аки лев» превратилось в «как илев», «колеси’стый месяц» (луна) в «колосистый месяц». Шолоховский «пушистый козел», который топчется в навозе, – на самом деле тушистый (тучный). «У дома» – «у Дона». «Скипетр красок» – «спектр красок» и т. д.
(А правка, которую пересчик позволил себе, достойна анекдота: «Лошади повернулись к ветру спиной» (попробуйте вообразить!) и «Снег доходил лошадям до пояса». Впрочем, это уже не черновики, а каноноческий текст романа.)

Зачем нужна копия, по которой текст невозможно опубликовать?
Затем, что, подлинник нельзя было показывать. Он был с ятями, ерами, «i»… Это видно из десятков неправильных прочтений.
Представляю, как матерились Фадеев с Серафимовичем, когда выяснилось, что и копию показать нельзя. Хотя она и имитирует подлинник.

Вообразим ситуацию начала 1929 года. Обвиненному в плагиате Шолохову дано время, чтобы срочно изготовить дубликат рукописи. (Вряд ли на это у него есть больше месяца.) Если он сам расшифровывал крюковский оригинал, и с этого делалась машинопись для журнального набора, то можно было бы представить в комиссию начальную копию. Но таковой не оказывается. Следовательно, или она была столь чудовищной, что ее нельзя было никому показывать (что Шолохову мог объяснить только Серафимович), и после сверки, правки и перепечатки ее уничтожили еще в 1927–28 годах, или шолоховской копии вообще не было, а перепечатка и типографский набор производились по адаптированной к новым орфографическим нормам копии, выполненной кем-то другим, к примеру, – самим Серафимовичем, чей «Железный поток» в ряде мест обнаруживает знакомство его автора с неопубликованным (а по официальной версии еще и не написанным) «Тихим Доном».

Если так, то в начале 1928 года Шолохову выдается крюковский оригинал, чтобы плагиатор изготовил фальшак – частично скопировал крюковскую рукопись (сколько успеет, но из разных частей романа). Причем сделать это надо максимально близко к тексту, поскольку гарантия неразоблачения имитатора – точное копирование, впрочем, с адаптацией к послерефрорменной орфографии.
Подтверждение такой версии в частичном копировании Шолоховым даже графики протографа: нет-нет, да и возникают в «черновиках» аномальный для Шолохова, но типичные для Крюкова написания строчных «б» как «з», два типа написания строчного «т», крюковские знаки изъятия тексте (квадратные скобки) и другие элементы типично крюковского оформления черновика (в частности, там, где надо изменить порядок слов в предложении – надстрочные арабские цифры с точками после них), а также рудименты старой орфографии.
При этом в распоряжении Шолохова и уже изданный текст романа, к которому он обращается в особо трудных случаях. Но обращается крайне нерегуляно, ему лень сверять фразу за фразой по двум источникам, да и времени для того нет.

«Черновики» полностью подтвердили мнение академика М. П. Алексеева (1896–1981), который общался с Шолоховым на президиумах АН СССР: «Ничего Шолохов не мог написать, ничего!» (знаю от академика РАН Александра Лаврова, ученика Алексеева).
Впрочем, это было ясно и 80 лет назад. Физик Никита Алексеевич Толстой рассказывал мне, что его отец А. Н. Толстой сбежал из Москвы, когда ему предложили возглавить ту самую комиссию по плагиату. А дома на вопрос «Кто все же написал «Тихий Дон?», отвечал одно: «Ну уж, конечно, не Мишка!»
А кто?
Теперь, когда под руками электронный «Национальный корпус русского языка», мы можем ответить наверняка: все-таки Крюков.
И шолоховедам Шолохова уже не спасти, и другого автора «Тихому Дону» уже не навязать.

Мыслимо ли, чтобы у двух разных авторов случайно совпал набор из восьми уникальных эпитетов к слову «голос»: басовитый; вязкий; гундосый; октавистый; отсыревший; перхающий; потухший; понукающий (плюс зыбь голосов и зыбь песни), если при этом известно, что первый автор ввел эти конструкции в художественный текст, а второй (по его собственным словам) первого никогда не читал. И в промежутке между первым и вторым никто из русских литераторов применительно к «голосу» этих эпитетов не использовал.
Сотни диалектизмов (не только донских, но и орловских», к примеру, «красоваться» в значении ‘любоваться’) впервые явлены в «Тихом Доне».
Но, оказалось, что много раньше они были у Крюкова.

При этом повторяются даже ошибки крюковского написания: улеш (земляной пай) – он вообще-то улеж. (Просто в бытовой речи встречается преимущественно в именительном падеже, а потому на конце звучит неизменное «ш».)..."

Полностью здесь
http://fedor-krjukov.narod.ru/o_KRJU...o_KRJUKOVE.htm<\/u><\/a>

 Отправлено: 03.12.10 17:00. Заголовок: А. Чернов: ".....

А. Чернов:

"...В десятую годовщину «Великого Октября» на банкете гостинице «Националь» Серафимович представил иностранным гостям скромного юношу:
– Друзья мои! Вот новый роман! Запомните название – “Тихий Дон” и имя – Михаил Шолохов. Перед вами великий писатель земли русской, которого еще мало кто знает. Но запомните мое слово. Вскоре его имя услышит вся Россия, а через два-три года и весь мир!

Как попал к Шолохову роман Крюкова? Об этом много написано, но всё – только версии. Нет лишь сомнений в том, что дело устроил земляк и поклонник Крюкова Александр Серафимович. По одной из донских версий, рукопись была передана сестрой Крюкова именно Серафимовичу. Следы его знакомства с неопубликованным романом попали и в «Железный поток» (1924). Да и в журнал «Октябрь» он идет работать главным редактором для того, чтобы напечатать роман Шолохова. (Напечатав, – увольняется.)

В 1912 он писал Крюкову, мол, изображаемое им «трепещет живое, как выдернутая из воды рыба, трепещет красками, звуками, движением».
И почти теми же словами Серафимович напутствовал «Донские рассказы» юного гения: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь – перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды».

А еще есть записки писателя-фронтовика Иосифа Герасимова (К. Кожевникова «Дождички по четвергам», «Вестник», № 19 (330), 2003). Перед войной, он, студент-первокурсник, пришел со своим приятелем в номер к выступавшему в Свердловске Серафимовичу.
Тот во время беседы пил молоко.
Приятель, тоже студент, среди прочих вопросов ляпнут:
А верно, что Шолохов не сам «Тихий Дон» написал?.. Что он нашел чужую рукопись?»
Мэтр сделал вид, что не услышал – потянулся за вторым стаканом молока.. А когда прощались, бросил загадочную фразу: «Ради честной литературы можно и в грех войти».
«Только позже, – писал Герасимов – меня осенила запоздалая догадка: он все знал об авторе “Тихого Дона”, но он лгал, считая, что это – во благо».
Но он и впрямь преклонялся перед Крюковым. И убедил себя, что это единственный способ спасти роман..."

"... В своей книге о Шолохове Ф. Ф. Кузнецов раскрыл тайну цифири на одном из шолоховских «черновиков». Речь о начальной странице второй части романа: «…Но начала первой главы второй части на этой странице так и не последовало. Вместо него написан столбец цифр –
50
х 35
1750
х 80
140000
Это хорошо знакомый каждому пишущему подсчет: число строк на странице – 50 множится на число печатных знаков в строке – 35, что дает 1750, далее число знаков на странице – 1750 умножается на количество страниц первой части рукописи – 80, что дает 140 тысяч печатных знаков.
Учитывая, что один авторский лист составляет 40 тысяч знаков, делим 140 тысяч на 40 тысяч и получаем: 3 с половиной авторских листа первой части “Тихого Дона”, которые Шолохов написал за месяц».

Поздравим шолоховеда со славной находкой: перед нами действительно расчет «листажа» первой части романа. Однако в рукописи она занимает не 80, а 85 (плюс 2 страницы вставки). На странице и впрямь в среднем 50 строк, но не по 35, а по 45–50 знаков в строке (разумеется, считая и пробелы между словами, как это принято в книгоиздательском деле).
Шолохов механически скопировал крюковскую прикидку.

Это в строке черновых рукописей Крюкова («Булавинский бунт», «Группа Б.») действительно по 35–40 знаков). Почерк у Крюкова был мельче шолоховского, школьного. Крюков оставлял поля в полстраницы. Здесь он делал правку, здесь же, параллельно первому наброску, создавал иной вариант текста.
Шолохова не смутило, что не совпадает число страниц (87 против 80), а количество знаков в строке его фальшивки куда больше, чем в крюковских рукописях.
Он просто ничего не понял. И, скопировав чужой черновик, сам же поймал себя за руку.

Впрочем, с товарищами по партии он умел быть откровенным.
В марте 1939 г. на Xviii съезде ВКП(б) будущий Нобелевский лауреат рассказал о своем творческом методе:

«В частях Красной Армии, под ее овеянными славой красными знаменами, будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем – нам этот японский обычай, ну... не к лицу. Чужие сумки соберем... потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится. Разгромив врагов, мы еще напишем книги о том, как мы этих врагов били. Книги эти послужат нашему народу…».

О том, что это была сумка с романом Федора Дмитриевича Крюкова, Шолохов умолчал..."
__________________

 Отправлено: 03.12.10 17:01. Заголовок: По поводу "куско..

По поводу "кусков текста" я отсканирую и выложу разбор их и восстановление первоначальной последовательности у Крюкова.

Советую посмотреть материалы сайта:
http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=001&oid=00<\/u><\/a>
Там есть подробный разбор текста романа и вставок в него.

Предисловие Макаровых:

".У современного читателя,подготовленного к анализу сложных и запутанных проблем, но не знакомого со всем многообразием фактов и доводов, возникают два основных вопроса. Первый: существует ли сама проблема авторства, не «высосана ли она из пальца» (нашли же там какие-то рукописи Шолохова?!). Второй вопрос вытекает из положительного ответа на первый: если действительно есть основания сомневаться в авторстве Михаила Шолохова, то существуют ли способы достаточно строго доказать факт плагиата? Или сама проблема обречена быть похороненной навсегда в туманных далях прошлого?

Почему же возник в свое время (в 1928 г., сразу после начала публикации «Тихого Дона») вопрос о плагиате? Назовем главные соображения.

1. Неправдоподобно юный возраст Шолохова – немногим более 20 лет – для того, чтобы написать эпическое художественное полотно,охватывающее разные слои общества, разные области России, времена мира и войны, фронт и тыл, революцию и восстание казачества… При этом с летописной точностью воспроизвести череду событий, современником которых он был в младенческом возрасте. Никаких свидетельств о его работе с историческими архивами, не было и нет. Чьи материалы,собранные по горячим следам событий, чьи рукописи использовал Шолохов? Ведь невозможно в столь нежном возрасте не только осуществить подобный труд, но даже просто задумать его.

2. Невероятная скорость письма.Начав работу в ноябре 1926 г., Шолохов к январю 1929 г. (т.е. фактически за два года) успел опубликовать в журнале «Октябрь» или сдал вредакцию шесть частей исторической эпопеи, охватившей время с 1912 по 1919 год. Никогда позже такой производительности Шолохов даже отдаленно не показывал. И демонстрация в наши дни шолоховедами его беловых рукописей ничего не доказывает, потому что за два-три года переписать набело чужую рукопись или соединить чужие заготовки можно, но написать самостоятельно, создать? История литературы таких примеров творческой скорописи не знает. (И опять же, где подготовительные материалы к роману? Если не было чужой рукописи, кто работал в библиотеках, архивах, где записи рассказов фронтовиков, переписка и проч.?)

3. При внимательном чтении романа обнаруживаются многочисленные неувязки, противоречия и вообще чужеродные куски текста, которые говорят о полном непонимании Шолоховым событий и фактов, описанных (якобы им же самим) в «Тихом Доне», и вызывают законный вопрос: как такоевообще могло быть написано? Тем более что насоседних страницах мы обнаруживаем уникальные и достоверные сведения о тех же самых событиях. Разве что-нибудь подобное могло бы иметь место, если бы Шолохов был единственным автором романа?

4. И все-таки важнейшим основанием для сомнений в авторстве Шолохова была идейная направленность «Тихого Дона». Роман стоял совершенно особо в ряду произведений советских писателей. Вместо классовой «идеи» и властвовавших тогда представлений о «пролетариате» и его диктатуре читатель встречал в романе положительное описание «старой» жизни и, что для того времени (1928-й – год шахтинского процесса!) совершенно неправдоподобно, рассказ о героической, беспощадной борьбе казаков во время гражданской войны против большевистской власти. Как мог молодой, да еще пролетарский (!) писатель, написать такую контрреволюционную книгу? (И – с какой стати? Зачем ему, пролетарскому писателю, делать литературную карьеру на контрреволюции?)

Все это вовсе не преувеличение современных досужих исследователей. Вот мнения ведущих деятелей советской культуры,высказанные о «Тихом Доне» на заседании Комитета по Сталинским премиям в 1940 году. Оценки эти настолько выразительны и «крамольны», что трудно найти лучшее доказательствосомнений в авторстве Шолохова.

Идея присуждения Сталинской премии 4-й книге шолоховского романа вызвала упорное сопротивление ряда членов Комитета. Например, Александр Фадеев, Генеральный секретарь Союза писателей, так оценивал созданный Шолоховым образ коммуниста: «Я могу высказать свое личное мнение… Если считать носителем советских идей Мишку Кошевого – так это абсолютный подлец...» – Владимир Немирович-Данченко:«Почему вы называете Мишука подлецом? Потому, что он слишком прямолинеен?» – Фадеев: «Не потому, что он прямолинеен, а потому, чтоу него за душой нет того, что он отстаивает».

Другой пример – мнение кинорежиссера Александра Довженко: «Я прочитал книгу «Тихий Дон» с чувством глубокой внутренней неудовлетворенности... Я проверил свои впечатления в беседах с довольно большим количеством работников различных видов умственного труда, и от всех слышал одно и то же мнение. Суммируются впечатления таким образом: жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели... был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, Советская власть, большевики – разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну... заразили триппером,сифилисом, посеяли грязь, злобу... погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты... И на этом дело кончилось».

Такое впечатление от прочтения романа возникло с самого момента его появления в конце 20-х годов. Еще в 1931 г. в ростовском журнале «На подъеме» критик Н.Янчевский отмечал «антисоветский» дух «Тихого Дона»: «Мишка Кошевой называет Валета, этого единственного пролетария, хорьком, а Шолохов в своем романе пытается показать, подтвердить и доказать, что Валет действительно хорек, вонючий и злой хорек, который своим бытием портит землю».

Вспомним простую жизненную правду,к которой приходит в результате всех исканий Григорий Мелехов: «Жизнь оказаласьусмешливой, мудро-простой... Надо биться с теми, кто хочет отнять жизнь, право на нее... Биться с ними! (С коммунистами!) Насмерть рватьу них из-под ног тучную донскую, казачьей кровью политую землю...» А вот, что говорит в романе офицер Евгений Листницкий о Ленине: «...жалкая попытка человека, выброшенного родиной из своих пределов,повлиять на ход истории... Истинно русский человек пройдет мимо этих [ленинских] истерических выкриков с презрением... Превращение войны народов в войну гражданскую... о, черт, как это все подло». Есаул Калмыков – про большевиков: «...банда гнусных подонков общества! Кто вами руководит! – немецкий главный штаб!.. Продали родину!.. Ваш этот Ленин не за тридцать немецких марок продал Россию?! Хапнул миллиончик – и скрылся... каторжанин!..»

Задумайтесь, читатель, каково было читать в 1928 г., в эпоху «диктатуры пролетариата», что Ленин – немецкий шпион, изменник и каторжанин! Наконец, оценка самого большевистского переворота устами прапорщика Мельникова: «История не знает таких примеров, чтобы страной управляла разумно и на пользу народа кучка самозванцев и проходимцев... Россия очнется – и выкинет этих Отрепьевых!» И это не случайные осколки, попавшие в текст, а основной идейный стержень романа!

За гораздо менее резкие оценки большевистского переворота Михаила Булгакова попросту затравили. Шолохов же, в конце концов, сделался лауреатом Сталинской премии. И никакого чуда здесь нет: решение о его судьбе, безусловно,принималось на «самом верху», Сталиным. Он нуждался в литературных произведениях высокого уровня. Но непременным было условие, чтобы сам писатель оставался вполне подконтролен власти и прогнозируем. И Шолохов со своим романом, несомненно, переделанным и по возможности приспособленным (адаптированным) к идеологическим требованиям советского времени, представлял собой «полезную находку». После завершения романа в декабре 1939 г. надобность в нем как писателе отпала, и общение Сталина и Шолохова, очное и заочное (в письмах), прекратилось навсегда..."

 Отправлено: 03.12.10 17:03. Заголовок: ЭТО Я ЦИТИРУЮ СВОИ П..

ЭТО Я ЦИТИРУЮ СВОИ ПОСТЫ С ДРУГОГО САЙТА.

Скажу только для начала, что лучше бы не повторять неправду, запущенную про "мать-казачку" Шолохова.
Эта ложь уже давно опровергнута фактами. Даже "шолоховеды" с этим смирились.
Его мать - Анастасия Даниловна Черникова (1871—1942)
Она из семьи крепостного крестьянина, пришедшего на Дон с Черниговщины.
Крестьянка Черникова вышла замуж за донского казака Кузнецова. Но совершила прелюбодеяние. Подло изменила мужу и сошлась с богатым любовником - рязанским крестьянином, управляющим паровой мельницей Александром Михайловичем Шолоховым (1865—1925).
От этой связи и родился Михаил Шолохов. Казачьего в нем - ни капли. Значительную часть своего детства он прожил в Москве и Воронежской губернии.
Так что ничего ему мифическая "мать-казачка" передать не могла из казачьей жизни. Ибо сама не владела.
Ну и кому теперь должно быть стыдно?

Насчет карательных отрядов и придурков - тоже прошу не спешить с выводами. Вы правдо верите, что иногородний чекист, резавший казаков, вдруг, к возрасту 23 лет, в один момент внезапно проникся в то же самое время казачьим антибольшевистским патриотизмом?
Значит в 20 лет - он красный придурок, а затем в 23 года, после победы большевиков, после кровавого разгрома и разрушения казачества - внезапно становится казачьим патриотом?
Как раз то, что он пошел не с казаками, а с красными - вполне понятно из его биографии. Он - из социальной группы иногородних Дона, давшей в основном красных.

И еще. Он якобы 1905 года рождения (хотя на самом деле скорее всего 1903 г.). В 1918 г. ему должно было быть вероятно 13-15 лет. Что гимназст-недоучка мог глубоко увидеть в Гражданской войне? Откуда он (никогда не работавший в архивах) смог как очевидец реконструировать многие события?
При этом в его тексте параллельные куски и с апологией казачей правды и Освободительной войны, и с доказательством якобы правоты большевиков. Бунчуки, Штокманы, Мишки Кошевые... Так сказать шизофреническое раздвоение личности.

 Отправлено: 03.12.10 17:04. Заголовок: Работа 1984 шведских..

Работа 1984 шведских и норвежских лингвистов Хьетсо, Густавсона, Бекмана и Гила, которая на протяжении 20 лет является главным аргументом "авторства" Шолохова. За эти годы компьютеры и методы аназиза совершили громадный скачок.
Так вот, она опровергнута вполне убедительно в работах лингвистов Аксеновой, Кузнецова, Неклюдова, Кукушкиной, Макарова, Поддубного, Т.Г. и В.П. Фоменко (это не тот который "историк"). Они показали неверность методики скандинавов. А.В.Неклюдов вообще разобрал и математически опроверг все их выводы.

Общий вывод в последней работе О.В.Кукушкиной, А.Г.Макарова, В.В.Поддубного, А.А.Поликарпова, О.Г.Шевелева по анализу авторского стиля ТД и его соотношения с другими текстами Шолохова вполне доказан.
Стиль ТД отличается очень глубоко от стиля текстов Шолохова 30-х годов и послевоенных. С середины 6-й части ТД идет нарастающее влияние "шолоховского стиля".
И еще. Шолохов использовал не идеи, а куски текста. Это называется плагиат.
Послевоенные работы Шолохова мне кажутся очень слабыми.

Количество лексических и стилистических параллелей Крюкова и ТД - вообще уникально. На эту тему есть масса исследований.

Близких Крюкова почти не осталось в живых после гражданской войны. Уцелевшие все-таки сообщают о том, что Крюков писал большую работу. В библиотеке Крюкова есть выбранное им еще до революции для литературного труда имя... Мелехова.

Долгое время был вопрос - а где черновики ТД? Без черновика ничего написать нельзя. Затем Лев Колодный их "нашел". И что выяснилось? Полный конфуз. Их внимательно изучили. Теперь понятно почему Шолохов их прятал. Это не черновики, а переписанный текст. Переписанный неграмотно, с непониманием текста. "Черновики" еще более обострили проблему "авторства Шолохова".

Понятно, есть и куски, принадлежащие Шолохову. Они довольно легко выделяемы. Кроме того доказано, что Шолохову усиленно помогал Серафимович.
Вопрос об авторстве ТД не риторический. Конечно, очень трудно отбросить то, что так усиленно насаждалось в учебниках. Но рано или поздно надо посмотреть правде в глаза. Иначе и сегодня можно верить в доброго дедушку Сталина и выдающегося сталинского наркома Берию. Советские победители не только физически уничтожили казачество. Они попытались извратить, разбавить своей идеологией, уже написанные страницы Освободительной войны 1918-1920 гг.
И не соглашусь с Вами, что это - вопрос политики. Нет, это вопрос восстановления памяти жертв большевизма, вопрос нравственности, вопрос того - сможем ли мы преодолеть дурман лжи.

 Отправлено: 03.12.10 17:05. Заголовок: А принципиально ли, ..

А принципиально ли, кто автор текста - Шолохов, Крюков или Ермаков? Им уже все равно...
Книга получилась красочной и убедительной, прекрасно изображая трагедию казачества и всей страны в целом - и это главное.

 Отправлено: 03.12.10 17:05. Заголовок: Анализ книги Г.Хьетс..

Анализ книги Г.Хьетсо и др. "Кто написал Тихий Дон". Богатство словаря.

"...Одним из главных (по Ф.Кузнецову - самым главным) выводом работы Г. Хьетсо и др. "Кто написал "Тихий Дон" (см. http://next.feb-web.ru/feb/sholokh/default.asp<\/u><\/a>) является более бедный словарь Крюкова по сравнению с ТД, тогда как словарь Шолохова в "Донских рассказах" (ДР) и 1-й книге "Поднятой целины" (ПЦ1) приближается к уровню ТД.
....
Мы показали, что предложенная скандинавскими авторами методика определения автора по "богатству словаря" приводит к совершенно абсурдным результатам. Еще раз обратим внимание, что мы всего лишь добросовестно воспроизвели их методику для анализа всех пар выборок из рассматриваемых 7 текстов. Таким образом установлено, что тест Стьюдента для числа различных словоформ абсолютно не годится для определения личности автора или опровержения авторства, поскольку не обладает ни устойчивостью в рамках текстов одного автора, ни различительной способностью для разных авторов. Авторский стиль - слишком сложное явление, чтобы быть описанным в сравнительно простых терминах математической статистики. Напомним, что сравнение текстов проводилось в "КНТД" в условиях, заведомо более выгодных для Шолохова чем для Крюкова, поскольку были взяты произведения Крюкова с большим временным разбросом по отношению к возможному написанию им ТД (статистика могла сильно измениться), тогда как все тексты Шолохова были взяты из гораздо более короткого временного периода (см. Введение). Но даже в условия такого "гандикапа" результаты статистического анализа не дают никаких оснований отдать предпочтение Шолохову перед Крюковым в качестве возможного автора ТД. Разумеется и Крюков не получает такового предпочтения перед Шолоховым.

Предложенный метод вообще не представляет никакой ценности и является примером того, как неудачно построенная математическая модель дает абсурдные результаты в гуманитарном исследовании. Заметим также, что ко всем этим выводам добросовестные и компетентные авторы могли и должны были придти в процессе их работы. Нужно было просто сравнить все пары текстов! Если авторам это не пришло в голову, то приходится говорить о вопиющей некомпетентности. Если же они это сделали, но не обнародовали результаты, которые однозначно говорят о непригодности предложенного метода, то речь идет уже о прямой фальсификации научных исследований. Обратим еще раз внимание на то, что именно коэффициент типичности знаков (т.е. число различных словоформ) рассматривается авторами как "наиболее надежный параметр для решения проблемы авторства "Тихого Дона" (с. 119)...

и делают следующий окончательный вывод (его же повторяет и Ф. Кузнецов): "А теперь, если мы представим себе путь Крюкова и Шолохова к «Тихому Дону» в виде «скромной лестницы, приставленной к величественному зданию», перефразируя Гоголя, — исходя из этой диаграммы, не остается сомнения в том, что Крюков, с его высокой степенью повторяемости словарного запаса, находится внизу лестницы. И нет никаких оснований предполагать, что он сможет когда-либо подняться выше. Взгляд на диаграмму 1.11 показывает, что К, I не имеет точек соприкосновения с тремя анализируемыми частями романа, тогда как К, II имеет лишь отдельные точки соприкосновения со второй частью. Шолохов, напротив, демонстрирует точки соприкосновения даже в своих первых рассказах (Ш, I), а когда он начинает писать первую книгу «Поднятой целины» (Ш, II), то демонстрирует ту же низкую повторяемость и то же богатство словарного запаса, что и несколькими годами ранее, когда писал «Тихий Дон»." Увы, и здесь авторы видят лишь то, что хотят видеть. Они не хотят видеть, что Крюков 1914 г. "не имеет точек соприкосновения с самим собой 1907 г., но приближается к "Донским рассказам". Что развитие стиля Крюкова идет в направлении увеличения числа словоформ и при сохранении этой динамики Крюков 1917-1920 гг вполне может иметь характеристики, близкие к ТД . Что Шолохов "Донских рассказов" почти не имеет точек соприкосновения с ТД-4. Напомним, что 2-я книга "Поднятой целины" и "Они сражались за Родину" предусмотрительно изъяты авторами из рассмотрения вообще. Остается только догадываться, к каким фантастическим выводам можно было придти, применяя скандинавские методы к полному корпусу текстов Шолохова. (Факт существенного отличия статистических характеристик ПЦ-2 от ТД и Шолохова авторами все же признан, но никаких подробностей не приводится.)

Итак, рекламируемый (в основном дилетантами в области математической статистики) в течение почти 20 лет "математический поиск истины" при первой же мало-мальски серьезной проверке обернулся пшиком - типичная ситуация для работ, призванных обосновать авторство Шолохова..."
__________________

 Отправлено: 03.12.10 17:06. Заголовок: Ознакомьтесь пожалуй..

Ознакомьтесь пожалуйста с сайтом профессора А.В.Венкова, пожалуй крупнейшего современного специалиста по истории Дона.

http://professor-venkov.ru/down/o-15.html<\/u><\/a>

Венков - автор ряда работ, критически относящихся к авторству Шолохова и наоборот поддерживающих версию о Крюкове.

В своей книге "«Тихий Дон»: источниковая база и проблема авторства" А.В.Венков скрупулезно проанализировал исторический материал ТД и пришел к обоснованным и парадоксальным для шолоховедов выводам.

 Отправлено: 03.12.10 17:06. Заголовок: Вот еще отрывок из и..

Вот еще отрывок из исследования:


"..... «Тихий Дон»!.. Как будто на одном «Тихом Доне» зиждется меркнущая слава Шолохова, - есть ведь еще «Поднятая целина»!..

Правда, злопыхатели нет-нет да и тявкнут, что, мол, «Поднятая целина» хуже «Тихого Дона». Что значит - хуже? Где доказательства? Возьмем хоть первую книгу «Целины», главу, скажем, 21-ю:

«По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была составить в этом году 472 гектара, из них 110 - целины. Под зябь осенью было вспахано - еще единоличным порядком - 643 гектара, озимого жита посеяно 210 га. Общую посевную площадь предполагалось разбить по хлебным и масличным культурам следующим порядком: пшеницы - 667 гектаров, жита - 210, ячменя - 108, овса - 50, проса - 65, кукурузы - 167, подсолнуха - 45, конопли - 13. Итого - 1325 га плюс 91 га отведенной под бахчи песчаной земли, простиравшейся на юг от Гремячего Лога до Ужачиной балки.

На расширенном производственном совещании, состоявшемся 12 февраля и собравшем более 40 человек колхозного актива, стоял вопрос о создании семенного фонда, о нормах выработки на полевых работах, о ремонте инвентаря к севу и о выделении из фуражных запасов брони на время весенних полевых работ.

По совету Якова Лукича Давыдов предложил засыпать семенной пшеницы круглым числом по семи пудов на гектар, всего - 4669 пудов».

Да!.. И ведь это не просто подвернувшийся под руку отрывок - это один из трех образцов из романа, которые Шолохов, гордясь собой, отобрал для публикации в «Правде». Чтоб все увидали, как он умеет!

Вот еще кусок, из той же 21-й главы, в том виде, в каком 15 февраля 1932 года он появился в газете «Правда»:

«После долгих споров остановились на следующей суточной норме вспашки:

Твердой земли на плуг ..... 0,60 гектара
Мягкой земли на плуг ....... 0,75 гектара
И по высеву для садилок:
11-рядной ..................... 3 1/4 гектара
13-рядной .......................... 4 гектара
17-рядной ..................... 4 3/4 гектара.
При общем наличии в Гремячем Логу 184 пар быков и 73 лошадей план весеннего сева не был напряженным. Об этом так и заявил Яков Лукич...»

Это что такое?! Что за жанр такой? Да ведь это - протокол! Ей Богу - протокол. Общего собрания колхозного актива.

И, главное, никаких сомнений в авторстве. Почему? А потому, что биографы раскопали самый ранний образец шолоховской прозы - об установлении величины посевов, каковая величина устанавливалась:

«[п]утем агитации в одном случае, путем обмера в другом и[,] наконец[,] путем того, что при даче показаний и опросе относительно посева; (sic!) местный, хуторской пролетариат сопротивопоставлялся с более зажиточным классом посевщиков <...>».

Это произведение хранится в Шахтинском филиале Госархива Ростовской области (ф. Р-760, оп. 1, ед. хр. 209, л. 13-14) и представляет собой самый первый отчет Букановского станичного налогового инспектора Шолохова Михаила о ходе работы по станице Букановской (с 17 мая по 17 июня 1922 года)1.

Читая такое, испытываешь гордость за Шолохова, и через 10 лет не изменившего своей творческой манере. С другой, правда, стороны, будит это чтение какое-то бешенство, особенно когда тебя уверяют, что протокол, отчет и «Тихий Дон» выводила одна и та же рука.

Но вот Солженицын в третьем томе «Очерков литературной жизни», целых десять страниц посвятив разбору этой литературной завали атому, как послушно исполнял Шолохов социальный заказ, неожиданно восклицает: «А пейзажи? <...> такое нечасто и во всей русской литературе найдешь»2.

Тут же и пример: «Под самой тучевой подошвой, кренясь, ловя распростертыми крылами воздушную струю, плыл на восток ворон. Бело вспыхнула молния... уронив горловой баритонистый клекот... сквозь оперенье его крыл со свистом и буреподобным гулом рвется воздух... сухим треском ударил гром...»

И не один такой пейзаж в «Поднятой целине». Нет - вот и «месяц золотой насечкой на сизо-стальной кольчуге неба», лиса мышкует, конь без всадника, могильный курган...

«Впрочем, - спохватывается Солженицын, - с этими пейзажами - такая странность. Замечаешь: а почему ж эта великолепная туча никак не связана ни с настроением главы? ни с окружающими событиями? как будто она и не намочила никого?.. Ее можно перенести на несколько глав раньше или позже - и так же будет стоять...»

Но ведь, замечает Солженицын, и все другие пейзажи - мороз или таяние - тоже «свободно переставляемы»!

Однако, как мы сейчас увидим, такая свобода передвижения дается не всем.

Вот, например, глава 34-я. Начинается она с описания могильного кургана. Тут же подходит Макар Нагульнов. Его только что из партии исключили. Вот он и подумывает: а не застрелиться ли мне, в самом деле?! Классический пример прямой и обратной связи пейзажа и настроения.

Вглядимся, впрочем, в курган. При этом вглядимся в него не по книжному тексту и даже не по журнальной публикации...

Рукопись, как водится, пропала, но тут такое чудо приключилось - отыскались 155 страниц наборной машинописи с шолоховской правкой. Вот к этой допечатной редакции мы и обратимся:

«Сбочь дороги - могильный курган. На слизанной ветрами вершине его скорбно шуршат голые ветви прошлогодней полыни и донника, угрюмо никнут к земле бурые космы татарника, по скатам, от самой вершины до подошвы, стелются пучки желтого пушистого ковыля. Безрадостно тусклые, выцветшие от солнца и непогоди, они простирают над древней выветрившейся почвой свои волокнистые былки, весною, среди ликующего цветения разнотравья, выглядят старчески-уныло, отживше, и только под осень блещут и переливаются гордой изморозной белизной. И только лишь осенью кажется, что величаво приосанившийся курган караулит степь, одетый в серебряную чешуйчатую кольчугу.
Летом, вечерними зорями, на вершину его слетает из подоблачья степной беркут шумя крылами, он упадет на курган, неуклюже ступнет два раза и станет чистить погнутым клювом коричневый веер вытянутого крыла, покрытую ржавым пером хлупь, а потом дремотно застынет, откинув голову, устремив в вечно синее небо янтарный, окольцованный черным ободком глаз.
Неподвижный, изжелта-бурый, как камень-самородок, беркут отдыхает перед вечерней охотой и снова легко оторвется от земли, взлетит. До заката солнца еще не раз серая тень его царственных крыл перечеркнет степь.
Куда унесет его знобящий осенний ветер? В голубые предгорья Кавказа? В Муганскую степь ли? В Персию? В Афганистан?»

Тут что потрясает? Потрясает размах, в первую очередь - географический: Кавказ, Закавказье, Персия, Афганистан!.. Интересно, с чего это беркута понесло в такую даль? Нагульнов, к примеру, в тех краях отродясь не бывал. А бывал он на Дону, где родился и откуда ушел на германский фронт (см. гл. 4), в 1920 году - под Каховкой и Бродами (см. гл. 24), был ранен и контужен под Касторной (гл. 4, 32), то есть служил, как можно догадаться, в Первой Конной; затем вернулся на Дон, провел коллективизацию и умер. Проще говоря, допустив связь беркута с Макаром Нагульновым, мы становимся свидетелями полнейшего авторского произвола.

Поэтому перестанем цепляться за Нагульнова и отправимся по указанному беркутом странному и загадочному маршруту.

Что может связать донскую степь с предгорьями Кавказа, Персией и Афганистаном?

Лишь одно - биография генерала Л.Г. Корнилова! Это он совершал бесстрашные разведки в Афганистане, первым исследовал соляные пустыни в Персии, сражался на Дону и погиб при штурме Екатеринодара, «в голубых предгорьях Кавказа». Труп Корнилова был вырыт красными из могилы, протащен по улицам Екатеринодара, зверски изуродован и сожжен на городской бойне. Прах генерала был растоптан и развеян по ветру.

«Куда унесет его знобящий осенний ветер?..»

Вдова Корнилова сказала тогда вдове атамана Каледина:

«Счастливая, у вас есть могила, а у меня и могилы нет...»5.

Могильный курган в донской степи и должен стать символом вечной памяти о лишенном могилы великом человеке.

Правда, на нашей «розе ветров» вырос один лишний лепесток - Муганская степь! Она не только к Нагульнову, но и к Лавру Георгиевичу Корнилову никакого отношения не имеет... Но именно эта степь и служит решающим доказательством.

Начнем с того, что ветру, пожелавшему доставить беркута из предгорий Кавказа в Муганскую степь, пришлось бы передуть через Большой Кавказский хребет - 3000 метров над уровнем моря. На такой высоте парят уже не степные беркуты, а горные орлы.

Но наше внимание останавливает «степь». Вот Федор Константинович Годунов-Чердынцев, герой набоковского «Дара», пытается представить себе возможную картину гибели отца:

«Долго ли отстреливался он, припас ли для себя последнюю пулю, взят ли был живым? Привели его в штабной салон-вагон какого-нибудь карательного отряда <...> приняв за белого шпиона (да и то сказать: с Лавром Корниловым однажды в молодости он объездил Степь Отчаяния, а впоследствии встречался с ним в Китае)?»*.

* Не исключено, что самим своим появлением в романе «Дар» генерал Корнилов обязан «Тихому Дону». В.В. Набоков, публично казачью эпопею обозвавший - «горы пошлости, километры банальностей» (Набоков В.В. Лекции по русской литературе: Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев: Пер с англ. М.: Независимая газета, 1996, с. 22), вряд ли прошел мимо такой сцены:
«Корнилов, суетливо выкидывая руку, пытался поймать порхавшую над ним крохотную лиловую бабочку. Пальцы его сжимались, на лице было слегка напряженное ожидающее выражение. Бабочка, колеблемая рывками воздуха, спускаясь, планировала крыльями, стремилась к открытому окну. Корнилову все же удалось поймать ее, и он облегчающе задышал, откинулся на спинку кресла» (II, 4, 16).
Помимо очевидной близости собственной стилистике, Набокова могло привлечь в процитированном отрывке еще одно обстоятельство: отец Годунова-Чердынцева был выдающимся русским энтомологом, специалистом по чешуекрылым, сиречь - бабочкам.

 Отправлено: 03.12.10 17:09. Заголовок: В кругу русских геог..

В кругу русских географов исследование Степи Отчаяния (Дашти-Наумед, на современных картах: Дашти-Наумид; правильное написание: Дашт-и-Наумид) - безжизненной соляной пустыни, раскинувшейся между 32-й и 33-й параллелями, считалось самым замечательным достижением Корнилова-путешественника.

Следовательно, в непредвзятом повествовании о Л.Г. Корнилове (принадлежи оно автору «Тихого Дона» или Набокову) вероятнее всего следовало ожидать упоминания именно об этой экспедиции.

Мало того: Степь Отчаяния идеально вписывается во внутреннюю географию текста - «В Муганскую степь ли? В Персию? В Афганистан?», - поскольку находится как раз на границе Ирана и Афганистана.

Подготавливая 34-ю главу к печати, Шолохов сделал в этом месте мельчайшее добавление - вставил невинную частицу «ли»:

«В Муганскую степь ли? В Персию ли? В Афганистан?»

Цель правки очевидна: еще больше отдалить «степь» от Персии. Но, определив направление редактуры, мы можем сделать и шаг назад -в дошолоховское прошлое текста. Там «Персия» входит не в вялую цепочку однородных обстоятельств места, но служит пояснением к предшествующему наименованию и отделяется от «степи» не вопросительным знаком, а запятой:

«Куда унесет его знобящий осенний ветер? В голубые предгорья Кавказа? В *Степь ли Отчаяния, в Персию? В Афганистан?»


* * *

А теперь последний вопрос: откуда взялся этот отрывок?

Стилистически он весьма близок «Тихому Дону»; генерал Корнилов является одним из персонажей романа; по ряду деталей мы установили, что отрывок этот - поэтический реквием вождю Добровольческой армии...

Но в «Тихом Доне» смерть Корнилова не описывается! И тогда мы обращаем внимание на странную непоследовательность опубликованного текста романа.

Автор «Тихого Дона» завороженно следит за деятельностью генерала Корнилова в Ставке (II, 4, 13), его поездкой на московское совещание (II, 4, 14), организацией и крушением корниловского «мятежа» (II, 4, 14; 18), пребыванием в быховской тюрьме и бегством из Быхова (II, 4, 20). Действие перебрасывается в Новочеркасск (II, 5, 3), в Ростов, затем начало ледяного похода, совещание штаба Добровольческой армии, где Корнилов принимает решение идти на Кубань (II, 5, 18), и... И все!

Евгения Листницкого, уходившего из Ростова с Добровольческой армией, мы встречаем уже в следующей - 3-й - книге, после Ледяного похода, в Новочеркасске, с ампутированной рукой. Здесь же (III, 6, 5) последнее и единственное упоминание о Корнилове - Листницкий вспоминает бой под Кореновской и крики ротного: «Не ложись! Орлята, вперед! Вперед - за дело Корнилова!».

Тематически открытый нами «Реквием Корнилову» на редкость удачно заполняет какую-то часть этого зияния. Однако тематическая близость - это еще не всё. Истинно доказательными могут стать лишь внутренние связи нашего фрагмента с «корниловскими» сюжетами «Тихого Дона». Связи эти должны быть особого свойства: если некоторая линия повествования завершается символическим текстом, то в предыдущем изложении должны содержаться ключи к раскрытию символов6. Ну что ж - вот они!

Ключ фабульный:

«Куда унесет его знобящий осенний ветер? В голубые предгорья Кавказа? В Степь ли Отчаяния, в Персию? В Афганистан?»

«Тихий Дон» (II, 4, 16; здесь и далее все цитаты по первой - журнальной - публикации 1928 года):

«<...> Корнилов задумчиво и хмуро улыбаясь, стал рассказывать:
- Сегодня я видел сон. Будто я - бригадный генерал одной из стрелковых дивизий, веду наступление в Карпатах. Вместе со штабом приезжаем на какую-то ферму. Встречает нас пожилой, нарядно одетый русин. Он потчует меня молоком и, снимая войлочную белую шляпу, говорит на чистейшем немецком языке: "Кушай, генерал! Это молоко необычайно целебного свойства". Я будто бы пью и не удивляюсь тому, что русин фамильярно хлопает меня по плечу. Потом мы шли в горах, и уж как будто не в Карпатах, а где-то в Афганистане, по какой-то козьей тропе... Да, вот именно козьей тропкой: камни и коричневый щебень сыпались из-под ног, а внизу за ущельем виднелся роскошный южный, облитый белым солнцем ландшафт...»

Ключ портретный:

«Неподвижный, изжелта-бурый, как камень-самородок, беркут отдыхает <...>».

«Тихий Дон» (II, 4, 14; Евгений Листницкий вспоминает встречу Корнилова на Александровском вокзале в Москве 14 августа 1917 года):

«Какое лицо! Как высеченное из самородного камня - ничего лишнего, обыденного...»

Собственно говоря, это - не ключи, а указания на то, что образы «Реквиема» не следует понимать буквально. А как их понимать?

Вчитаемся в «корниловские» фрагменты.

«Тихий Дон», книга вторая, часть четвертая, глава 20-я:

«А в волчью глухую полночь, когда маленький провинциальный городишко, затушив огни, спал беспросыпно-крепко, со двора быховской гимназии, по три в ряд, стали выезжать всадники. Вороненые силуэты их рельефно, как вылепленные, маячили на фоне стального неба. Всадники, похожие на нахохленных черных птиц, ехали, надвинув высокие папахи, зябко горбились в седлах, кутали в башлыки масляно-смуглые лица. В середине полковой колонны <...> на высоком поджаром коне сутуло качался Корнилов. Он морщился от холодного, плутавшего по быховским уличкам ветра, щурил узенькие прорези глаз на морозное вызвездившееся небо».

Всадники уподоблены птицам. Правда, речь здесь идет о текинцах («высокие папахи») - туркменах из личной охраны Корнилова. Но схож с ними и Корнилов: текинцы «зябко горбились в седлах», а генерал «сутуло качался» на коне и «морщился от холодного <...> ветра». И самое главное - сходна устремленность взгляда: беркут «дремотно застынет, откинув голову, устремив в вечно-синее небо янтарный, окольцованный черным ободком глаз» («Поднятая целина»), а Корнилов «щурил узенькие прорези глаз на морозное вызвездившееся небо» («Тихий Дон»). И еще ветер - «знобящий и осенний» в «Поднятой целине» и ноябрьский, «холодный, плутавший по быховским уличкам» в «Тихом Доне»...

А вот еще фрагмент:

«Теплый, чуть облачный день. Небо словно отлито из голубоватого алюминия. В зените поярчатая, в сиреневой опушке туча. Из тучи на поля, на стрекочущий по рельсам поезд, на сказочно оперенный заморозками лес, на далекие акварельно-чистого рисунка контуры берез, на всю одетую вдовьим цветом предосеннюю землю - косой, преломленный в отсветах радуги благодатный дождь. <...> У открытого окна вагона маленький в защитном мундире с Георгиями генерал. Сузив косые углисто-черные глаза, он высовывает в окно голову, и парные капли дождя щедро мочат его покрытое давнишним загаром лицо и черные вислые усы, ветер шевелит, зачесывает назад по-ребячески спадающую на лоб прядку волос» (II, 4, 13).

Снова Корнилов, ветер, осень и снова узкие раскосые глаза.

И еще - из воспоминаний Евгения Листницкого:

«Смутно помнил, как клацали фотографические аппараты, бесновалась толпа, шли церемониальным маршем юнкера и стоял, пропуская их перед собой, стройный, вытянутый, маленький, с лицом монгола, генерал» (II, 4, 14).

Что, кроме имени, связывает описания Корнилова в трех процитированных фрагментах? Два признака: «маленький» (в 13-й и 14-й главах) и монголоидность (раскосость, или впрямую: «с лицом монгола»). И это позволяет нам замкнуть кольцо.

Среди героев романа мы находим подъесаула (впоследствии - есаула) Калмыкова. Сама фамилия его является «говорящей»: «маленький круглый офицер, носивший не только в имени, но и на лице признаки монгольской расы» (I, 3, 14), а потому простая констатация племенных черт в его облике (ср. с характеристикой другого персонажа: «калмыковатый Бодовсков») представляется избыточной. Тем не менее авторское внимание их не обходит:

«Узкие глаза его сморщились, излучив от углов несчетное множество паутинно-тонких морщин» (II, 4, 12).

А в 17-й главе (все той же 4-й части книги 2-й) описывается, как большевик Бунчук есаула Калмыкова расстреливает:

«Над Нарвой линяло предвечернее пасмурное небо. По путям червонными слитками лежали опавшие листья берез - август растерял, уходя. Через зеленый купол церковки перелетывали галки. Где-то за станцией, за сумеречными полями, дыша холодком, уже легла ночь, а от Нарвы на Псков, на Лугу, небесной целиной, бездорожьем все еще шли загрунтованные свинцовыми белилами вечера рваные облака; переходя невидимую границу, теснила сумерки ночь. <...>
Калмыков шагнул вперед, быстро застегивая шинель на все пуговицы.
- Стреляй, сукин сын! Стреляй! Смотри, как умеют умирать русские офицеры... Я и перед сме-е... о-о-ох!
Пуля вошла ему в рот. <...> Споткнувшись на втором шагу, Калмыков левой рукой обхватил голову, упал. Выгнулся крутой дугой, сплюнул на грудь черные от крови зубы, сладко почмокал языком. Едва лишь спина его, выпрямляясь, коснулась влажного щебня, Бунчук выстрелил еще раз. Калмыков дернулся, поворачиваясь на бок, как засыпающая птица подвернул голову под плечо, коротко всхлипнул.
<...> в темноте низко пенились, устремляясь на восток, траурно-черные облака. В просвет, с крохотного клочка августовского неба, зеленым раскосым оком мертвеца глядел ущербленный, омытый вчерашним дождем месяц».

В этом и состоит разгадка птичьего символа в обязательном обрамлении металлического («стального», «алюминиевого», «свинцового»7) неба, осени и холода. Это - птица смерти. А значит, и степной беркут, присевший на могильный курган, - не простой представитель царства пернатых, но тоскующая и не находящая успокоения душа мертвого полководца.

...Рассказ о гибели Лавра Георгиевича Корнилова - это лишь часть того, что было украдено у читателей «Тихого Дона». Но что печалиться о куске текста, когда украдено само имя автора?!!
http://www.newparadigma.ru/engines/N...d.aspx?m=63945<\/u><\/a>

 Отправлено: 03.12.10 17:12. Заголовок: Для Шолохова 1931 го..

Для Шолохова 1931 год был годом сочинения не только «Поднятой целины», но и иных произведений на сельскохозяйственную тему. В вешенской районной газете «Большевистский Дон», например, 20 октября появилась его статья «За перестройку». Ограничимся избранными местами из нее:

«Климат Вешенского района после многолетних исследований и наблюдений признан ученой агрономической комиссией, написавшей специальное исследование о нашем крае, как засушливый»1.

Здорово:
«<...> после многолетних исследований <...> написавшей специальное исследование»!

А это еще лучше:
«Климат <...> признан <...> как засушливый»!

Читаем дальше:
«Значит-ли переход к усиленному развитию животноводства, что колхозники перестанут быть хлеборобами, перестанут сеять хлеб?»2.
«Значит-ли переход <...>, что колхозники перестанут <...>?»

А ведь даже редактору районной газеты должно быть ясно, как привести фразу в нормальный вид:
«Означает-ли переход к усиленному развитию животноводства, что колхозники перестанут быть хлеборобами <...>?»...

Еще образец:
«Необходимо из учета местных особенностей вдумчиво и толково проработать <...>»2.

Если вдумчиво и толково, то не «из учета», а «исходя из местных особенностей», или «учитывая местные особенности»!..

И, наконец, последняя фраза статьи:
«Данные для этого есть, надо их только осуществить»3.

Интересно, как это можно - «осуществить данные»?! А если вдруг и можно, то зачем их осуществлять, когда они уже даны?!

Впрочем нельзя исключать и того, что перед нами не статья, а стенограмма выступления на заседании райкома или районного актива... А в устной речи чего не бывает?!

Но вот текст, несомненно, написанный - очерк! Он был опубликован 7 ноября 1931 года в праздничном номере вешенской районной газеты и с тех пор никогда не перепечатывался... Поэтому приведем его полностью.


«Бригадир Грачев

В прошлом году, в мае трактора Базковской МТС пахали под пар землю Меркуловского колхоза. Пахота шла день и ночь.
Сменялись трактористы, коротким отдыхом пользовалась машина, заряжалась горючим или смазочным материалом, а потом опять тракторист заставлял напряженно стучать стальное сердце мотора[,] и трактор шел, волоча за собой разлапистую махину четырехкорпусного плуга.
Водителем одного из тракторов был Семен Акимович Грачев. Меркуловский уроженец, только в 30 году окончивший курсы трактористов при МТС и получивший почетное право водить трактор.
Однажды он всю ночь просидел за рулем и уже утром, когда рассвело, вел трактор, внимательно запахивая огрехи.
За огрехи Меркуловцы будут ругаться[,] и часть вины за недоброкачественную пахоту ляжет и на Грачева.
А Грачев был ведь не только трактористом, но и колхозником. Вдруг мотор заработал напряженней: трактор с усилием тянул зарывшиеся лемехи плуга, нарвавшись на кусок крепкой солничаковой ("солончаковой". - Б.-С.) земли. (Здесь и далее - жирный шрифт оригинала. - Б.-С.)
Грачев был не только хорошим трактористом и колхозником, но и человеком с высоким уровнем сознания стоящих перед ним задач.
Можно было-бы остановить трактор и пустить плуг мельче, чтобы избавить трактор от непосильного напряжения.
Но[,] кроме простоя при остановке[,] будет и трата горючего.
И Грачев решил "подмелить" на ходу. Он встал с сиденья, ступил на раму, покрутил регулятор, трактор заработал облегченней... И в этот-то момент Грачев, оскользнувшись, попал ногой под раму.
Со страшной силой его потянуло вниз. Он упал под подвигающиеся лезвия лемехов...
Никем неуправляемый (sic!) трактор размеренно шел вперед[,] и с каждой секундой смерть приближалась к его водителю.
Дождевой плащ, теплый сюртук, бывшие на Грачеве, низко осевшая рама, задирая и корежа, завернула ему на голову, а потом всей своей сорокапудовой тяжестью давнула Грачева.
Он крикнул от страшной боли и вдруг почувствовал, как на него, поднимаясь от земли, лезет белый ослепительно блестящий лемех.
Разрезая одежду, вонзаясь в тело Грачева[,] лемех резал, давил ему ребра.
Ехавший сзади Грачева тракторист увидел, что товарища на сиденьи нет[,] и понял, что с ним несчастье.
Он подбежал, остановил трактор Грачева, докричался первому трактористу, уехавшему далеко вперед.
Вдвоем, спасая товарища, с невероятными усилиями они приподняли одну сторону плуга [,] и Грачев сам выполз из под (sic!) рамы и встал на ноги, хватаясь за бок.
Он[,] было[,] прошел несколько шагов, но обессилел, лег на землю, а из раны в боку хватанула черная кровь.
У Грачева оказались переломленными два ребра и надколоно третье. Отвезли его в больницу, пролежал он там девять дней, а на десятый выписался. А через некоторое время уже пошел на работу.
Сейчас Грачев - бригадир. Задание в 2260 га зяби его бригадой будет выполнено. Залогом этому - внимательное, любовное отношение к машине, (sic!) со стороны Грачева, спайка трактористов, работающих под его руководством, уверенность в победе.
Грачев понял и крепко решил, что к старому, к единоличному нет возврата так-же, как нет возврата от трактора к быку.
Три пары быков, работая сейчас от зари до темноты, поднимут один гектар под зябь, трактор в состоянии поднять в десять раз больше.
Грачеву эта арифметика известна больше, чем кому-либо другому. А завтра, когда гиганты промышленности дадут сельскому хозяйству нашей страны десятки тысяч новых тракторов[,] узнают это и те колхозники, которые все еще оглядываются на прошлое и думают, что возврат к единоличному хозяйствованию был-бы выгоднее.
Грачевых - этих подлинных героев нашего времени - миллионы. Будущее принадлежит им»4.

О художественных достоинствах данного очерка лучше помолчать. Поговорим о наиболее ярких недостатках.

а) «За огрехи Меркуловцы будут ругаться <...>» - «Ругаться за»!

б) «Он упал под подвигающиеся лезвия лемехов...»
Это что-то новое: «подвигающиеся лезвия»... Особенно в таком сочетании: «под подвигающиеся...»
До сих пор лезвия могли двигаться («движущиеся») или надвигаться («надвигающиеся»)!

в) «Никем неуправляемый трактор <...>»
Ну, со слитным и раздельным написанием отрицания «не» у Шолохова всегда были проблемы (см. главы «Великая стройка коммунизма», «Summa Orthographiae»).

г) «Он крикнул от страшной боли и вдруг почувствовал, как на него, поднимаясь от земли, лезет белый ослепительно блестящий лемех».
Почувствовал белый цвет и ослепительный блеск! Не увидел - почувствовал!

д) «У Грачева оказались переломленными два ребра и надколоно третье».
Судьба третьего ребра понятна - оно было «надколото»... С первыми двумя хуже - ребра можно сломать. Или переломать кому-нибудь - в драке. А переломить нельзя! Такая незадача...

е) «Грачеву эта арифметика известна больше, чем кому-либо другому».
Значит, кому-либо другому арифметика известна меньше!
А может, все-таки - не «больше», а «лучше»?!

С пунктуацией тоже обвал. То запятых катастрофически недостает:
1) «<...> тракторист заставлял напряженно стучать стальное сердце мотора[,] и трактор шел <...>»
2) «За огрехи Меркуловцы будут ругаться[,] и часть вины <...> ляжет и на Грачева».
3) «Но[,] кроме простоя при остановке[,] будет и трата горючего».
4) «Никем неуправляемый (sic!) трактор размеренно шел вперед[,] и с каждой секундой смерть приближалась к его водителю».
5) «Разрезая одежду, вонзаясь в тело Грачева[,] лемех резал, давил ему ребра».
6) «Ехавший сзади Грачева тракторист увидел, что товарища на сиденьи нет[,] и понял, что с ним несчастье».
7) «Вдвоем, спасая товарища, с невероятными усилиями они приподняли одну сторону плуга [,] и Грачев сам выполз из под (sic!) рамы и встал на ноги, хватаясь за бок».
8) «Он[,] было[,] прошел несколько шагов, но обессилел, лег на землю, а из раны в боку хватанула черная кровь».
9) «А завтра, когда гиганты промышленности дадут сельскому хозяйству нашей страны десятки тысяч новых тракторов[,] узнают это и те колхозники, которые <...>»

А то запятая совсем не к месту:
«Залогом этому - внимательное, любовное отношение к машине, (sic!) со стороны Грачева <...>»

И всё это на жалкие 36 фраз - размер школьного сочинения!

3 грамматические ошибки, 3 - стилистические, 2 - орфографические, 12 - синтаксических!

И это после двойной - редакторской и корректорской - правки!!

...«Тракториста Грачева» Шолохов опубликовал 7 ноября, а через две недели, 19 ноября 1931 года, в письме Евгении Левицкой сообщил:

«Нахожуся (sic!) я в ст[анице] Вешенской и пишу новый роман о том, как вешенские, к примеру, казачки входили в сплошную коллективизацию в 1930 г. и как они жили и живут в колхозах. Уже написал 5 п[ечатных] л[истов] вчистую и много "не вчистую" <...> и еще сообщаю Вам, что получается хорошо, хотя, может быть, Вы и скажите, что я "заголовокружился" от "успехов" и потерял самокритическое чутье. Но в декабре привезу этот самый роман (1/2 его) и вы с Игорем Константиновичем (Левицким, сыном Е.Г. Левицкой. - Б.-С.) будете первыми читателями, и сможете тогда сказать, ошибся я в самооценке или нет»5.

Роман этот, понятное дело, - «Поднятая целина»... Но кто ж тогда сочинил «Тракториста Грачева»?

 Отправлено: 03.12.10 17:14. Заголовок: За полгода до «Тракт..

За полгода до «Тракториста» - 25 мая - в «Правде» был опубликован очерк «По правобережью Дона», подписанный все тем же именем: «Михаил Шолохов». И в очерке том мы читаем:

«В поле, в нескольких километрах от участка, работают по бороньбе новые "катерпиллеры". Я долго с почтительным изумлением смотрел на работу этой мощной машины. 60-сильный гусеничный трактор волочил за собой длинный ряд борон. Я смерил расстояние, охватываемое боронами, - оказалось двадцать семь шагов. С удивительной легкостью, без малейшего напряжения тянул он два ряда борон. Мотор стучал отчетливо и строго, как предельно здоровое сердце, а сзади, на бурых комьях зяби, поскрипывая и мелко дрожа, метались бороны, не привыкшие к шаговитому ходу гусеничного гиганта. И я вспомнил, как в прошлом году, на этой извеку непаханной (sic!) земле появились первые совхозные "джондиры", как поползли они по кочковатой земле, выворачивая лемехами гнезда ковыля и железно-крепкой тимурки. Было радостно глядеть на борьбу машины с землей, до этого попираемой только копытами косячных кобылиц, отгуливающихся на отводе. И становилось страшно за машину, когда, нарвавшись на клеклую, столетиями уплотненную землю, трактор глухо и злобно рычал и, будучи не в силах разодрать лемехами плугов слежавшуюся грудину степи, становился как лошадь на-дыбы; рев мотора достигал все большего напряжения и звучал непотаенной и ярой угрозой. Казалось, что опутанная жилистой сеткой травяных корневищ земля не пустит дальше плуга. Но еще какой-то толчок напряжения, и трактор медленно опускался, туго двигался вперед, и на-сторону, как сраженные насмерть, тихо отваливались серебристо-глянцевые пласты земли, кровоточа белой кровью перерезанных корневищ ковыля и разнотравья»6.

А теперь сравним два очерка - «По правобережью Дона» и «Тракторист Грачев»:

«Мотор стучал отчетливо и строго, как предельно здоровое сердце <...>». (ППД)
~ «<...> тракторист заставлял напряженно стучать стальное сердце мотора <...>». (ТГ)

«60-сильный гусеничный трактор волочил за собой длинный ряд борон. <...> С удивительной легкостью, без малейшего напряжения тянул он два ряда борон». (ППД)
- «<...> трактор шел, волоча за собой разлапистую махину четырехкорпусного плуга». (ТГ)

«И становилось страшно за машину, когда, нарвавшись на клеклую, столетиями уплотненную землю, трактор глухо и злобно рычал и, будучи не в силах разодрать лемехами плугов слежавшуюся грудину степи, становился как лошадь на-дыбы; рев мотора достигал все большего напряжения и звучал непотаенной и ярой угрозой». (ППД)
~ «Вдруг мотор заработал напряженней: трактор с усилием тянул зарывшиеся лемехи плуга, нарвавшись на кусок крепкой *солончаковой земли». (ТГ)

Семантическая и лексическая близость двух текстов очевидна. И если бы речь шла об авторах, носящих разные фамилии, вывод мог быть только один - плагиат.

Но в нашем случае - это один и тот же человек! Что делать?

Допустить, что в вешенской районной газете - фактически домашнем печатном органе Шолохова - кто-то посмел выдать свою беспомощную пачкотню за произведение знаменитого писателя, вряд ли возможно. А тогда придется признать, что «Тракторист Грачев» - это единственный пример самостоятельного творчества Шолохова. Прочел очерк в «Правде» и решил, что не боги горшки обжигают!..

И воспроизвел как умел. А умел он плохо. Только читая очерк «По правобережью Дона», можно понять последнюю фразу статьи «За перестройку»:

«Данные для этого есть, надо их только осуществить».

Это доведенный до полный бессмыслицы финал очерка в «Правде»:

«Колхозы Вешенского района имеют все данные для того, чтобы закончить сев во-время. И они его закончат»7.

И этот человек написал роман «Поднятая целина»?!

Но автор «Тракториста Грачева» не то что романа не мог написать - он вообще к писанию неспособен!

 Отправлено: 03.12.10 17:15. Заголовок: Глава 3 ТРАФАРЕТ В..

Глава 3 ТРАФАРЕТ

Великая Отечественная война пробудила в русском народе великие надежды, и он обратил свой взор на знаменитого писателя нашей эпохи. Все помнили, с какой мощью описал Шолохов войну, на которой не был. Теперь сама судьба дарила художнику небывалую возможность вовсю развернуть свое гениальное дарование!

Времени собраться с творческими силами Шолохову понадобилось не больше, чем Сталину: уже 4 июля 1941 года «Правда» предъявила читателям первый писательский отклик - очерк «На Дону».

Очерк не чрезмерно велик, правду сказать - совсем мал: 190 строк, 4 книжные страницы.

В чем же его сила? Без внимательного чтения этого не понять. Итак, война объявлена, казаки собираются на фронт...

«На станичную площадь спешат провожающие и призванные в Красную Армию. <...> Он - дюжий парень, по виду тракторист, в аккуратно заштопанном синем комбинезоне, в чисто выстиранной рубашке. Она - молодая смуглая женщина. Губы ее строго поджаты, глаза заплаканы. Равняясь со мной, она тихо, только мужу, говорит:
- Вот и опять эти немецкие б...* лезут на нас. Не дали они нам с тобой мирно пожить... Ты же, Федя, гляди там, не давай им спуску!
Медвежковатый Федя на ходу вытирает черным промасленным платком потеющие ладони, снисходительно, покровительственно улыбается, басит:
- Всю ночь ты меня учила, и все тебе мало. Хватит! Без тебя ученый и свое дело знаю. Ты вот лучше, как приедешь домой, скажи бригадиру вашему, что если они будут такие копны класть, какие мы видали дорогой, возле Гнилого лога, так мы с него шкуру спустим. Так ему и скажи! Понятно?
Женщина пытается еще что-то сказать, но муж досадливо отмахивается от нее, совсем низким, рокочущим баском говорит:
- Да хватит же тебе, уймись, ради бога! Вот придем на площадь, там все одно лучше тебя скажут!»1

* Позднее слова «эти немецкие б...» были устранены.

А теперь возьмем описание аналогичной ситуации в романе «Тихий Дон» (i, 3, 4):

«На площади серая густела толпа. <...> Около ограды, здоровенный черный атаманец, застегивая необъятные синие шаровары, щерит рот в белозубой улыбке, возле него серенькой перепелкой чечокает низкорослая казачка, - жена ли, любушка ли.
- Я тебе за эту курву чертей всыплю! - обещает казачка.
Она пьяна, в распатлаченных космах подсолнуховая лузга, развязаны концы расписного полушалка. Атаманец, затягивая пояс, приседает, улыбается; под морщенным морем шаровар годовалый телок пройдет - не зацепится.
- Не наскакивай, Машка.
- Кобель проклятый! Бабник!
- Ну, дык што ж?
- Гляделки твои бесстыжие!
<...>
Томилин, вытирая о шаровары потные ладони, грудью пер на нахмуренного Сергея Платоновича.
- Прижал с векселем, гад, а теперь робеешь? То-то! И морду побью, ищи с меня! Заграбил наши казацкие права. Эх ты, сучье вымя! Гад!»2

О чем свидетельствует это сопоставление? Прежде всего об изумляющем сходстве двух разделенных тринадцатью годами (1928-1941) повествований.

Станичная площадь, проводы уходящих на фронт, те же два персонажа - богатырского вида мужчина и его спутница. Они ведут разговор, и мужчина женщину урезонивает. Завершается фрагмент недвусмысленными угрозами.

Это общая канва. А вот детали:

«Около ограды, здоровенный черный атаманец, застегивая необъятные синие шаровары <...>»
~ «Он - дюжий парень <...> в аккуратно заштопанном синем комбинезоне <...>»;

« - Я тебе за эту курву чертей всыплю! - обещает казачка»
~ «<...> она тихо, только мужу, говорит:
- Вот и опять эти немецкие б... лезут на нас»;

«<...> здоровенный черный атаманец <...>»
«Томилин, вытирая о шаровары потные ладони <...>»
~ «Медвежковатый Федя на ходу вытирает черным промасленным платком потеющие ладони <...>»;

«Атаманец, затягивает пояс, приседает, улыбается <...>»
~ «Медвежковатый Федя <...> снисходительственно, покровительственно улыбается <...>»;

«- Не наскакивай, Машка!
- Кобель проклятый! Бабник!
- Ну, дык што ж?»
- Гляделки твои бесстыжие!»

~ «- Вот и опять эти немецкие б... лезут на нас. <...>Ты же, Федя, не давай им спуску! <...>
- Всю ночь ты меня учила, и все тебе мало.
Хватит! Без тебя ученый и свое дело знаю.
<...>
Женщина пытается еще что-то сказать, но муж досадливо отмахивается от нее <...>:
- Да хватит же тебе, уймись, ради бога!»;
«- И морду побью, ищи с меня!»
~ «<...> мы с него шкуру спустим».

И нас снова уверяют, что оба эти произведения написал один человек!..

Но вот перед нами текст 41-го года: жалкое подражание, практически - списывание, обнаруживающее полную неспособность Шолохова сымитировать литературную преемственность великому роману.

А это продолжение очерка:

«На станичной площади возле трибуны - строгие ряды мобилизованных. Кругом - огромная толпа провожающих»3.

Продолжение отбрасывает нас к началу - началу все той же четвертой главы из «Тихого Дона»:

«На площади серая густела толпа. В рядах лошади, казачья справа, мундиры с разными номерами погон. <...> Одно слово в разноликой толпе: "мобилизация"»4.

А вот еще:

«- Как у вас в хуторе? Что поговаривают пожилые казаки насчет войны? - спрашиваем мы.
- Есть одна мысля: управиться с сенокосом и по хорошему убрать хлеба. Но ежели понадобимся Красной Армии скорее - готовы хоть зараз»5.

Сравним:

«Рядом в кураготе бессвязный скачущий разговор.
Немолодой красивый казак горячится.
- Нам до них дела нету. Они пущай воюют, а у нас хлеба не убратые!»6

И еще:

«Старый рабочий Правденко говорит:
- У меня два сына в Красной Армии. <...> А если понадобится им подспорье, то и я, старик, возьму винтовку в руки и тряхну стариной»7.

А это - «Тихий Дон»:

«- А ты, дед, зачем? Аль не отломал службу?
- Как зачнуть народ крошить, и до дедов доберутся»8.

Очерк:

«Вечером на крыльце Моховского сельсовета собралась группа колхозников»9.

«Тихий Дон»:

«На прилавке моховского магазина - давка, толкотня»10.

И снова очерк:

«Сторонясь от встречной машины, всадник сворачивает в рожь и тотчас исчезает: не видно лошади, не видно белой рубашки всадника, только околыш казачьей фуражки краснеет над зеленым разливом, словно головка цветущего татарника. <...>
- Прослыхал я в воскресенье про войну и все во мне повернулось. <...>
Через минуту всадник скрывается, и только легкие, плывущие по ветру комочки пыли, сорванные лошадиными копытами с суглинистого склона балки, отмечают его путь»11.

Откуда это? - в главе четвертой ничего похожего нет! Совершенно верно, раскройте главу третью:

«<...> Далеко по серой спине шляха, от хутора, быстро двигался меняющий очертания пыльный комок. <...>
Комочек упал в лощину и выбрался оттуда, увеличенный до размеров муравья.
Сквозь пыль просвечивала фигура верхового. Минут через пять стало видно отчетливей. <...>
Теперь уже ясно виден был верховой. Он шел броским наметом, левой рукой придерживал фуражку, в правой вяло вился запыленный красный флажок.
Он проскакал мимо съехавшего со шляха Петра <...>, крикнул, оскалив квадратный серо-каменный рот:
- Сполох!
На след, оставленный в пыли подковой его коня, упал кусок желтоватого пенного мыла. Петро проводил глазами конного. Одно осталось у него в памяти: тяжкий храп полузагнанного коня и, когда глянул вслед ему, круп, мокрый, неумолимо сверкающий стальным лезвием.
Не осознав еще окончательно подступившего несчастья, Петро тупо оглядел трепещущий в пыли кусок мыла, степь, сползавшую к хутору волнистым скатом. Со всех концов, по желтым, скошенным кулигам, скакали к хутору казаки. По степи, до самого желтеющего в дымчатой непрогляди бугра, вздували комочки пыли всадники <...>»12.

Всадник в фуражке, красный цвет (флажок ~ околыш), комочки пыли... Только в «Тихом Доне» всадник несет страшную весть, и конь его - сам по себе символ гибели («круп <...>, неумолимо сверкающий стальным лезвием»)... Короче - Апокалипсис. А в очерке и всадник, и скок его коня - обессмысленны.

Можно, конечно, допустить, что автор очерка пытался (и не преуспел) выстроить некую конструкцию типа «Раньше и теперь» - проводы на фронт в июле 1914 года и в июне 1941-го... Но никакого указания на данное противопоставление в тексте нет. Так что очерк - не более чем имитация. И когда рядом положен литой и выверенный до последнего штриха фрагмент «Тихого Дона», все убожество имитации бьет по глазам.

Тем более что изготовлена она так:

«- Вот и опять эти немецкие б... лезут на нас. <...> Ты же, Федя, не давай им спуску! <...>
- Всю ночь ты меня учила, и все тебе мало. Хватит! Без тебя ученый и свое дело знаю».

Тут уж не понять, чему мы обязаны возникшим комическим эффектом (жена целую ночь обучает мужа, как не давать спуску немецким б...!), - непроходимой глупости титульного автора или проискам литературного негра, подло подставившего заказчика?!

 Отправлено: 03.12.10 17:19. Заголовок: Я прервусь на мгнове..

Я прервусь на мгновение и приведу стихотворение в прозе Федора Крюкова "Родимый Край"
В годы Гражданской войны оно стало исключительно популярным на Дону. Его заучивали в школах, его включили в школьный учебник. Оно стало подлинным гимном родной земле...


РОДИМЫЙ КРАЙ
Федор КРЮКОВ

Родимый край... Как ласка матери, как нежный зов её над колыбелью, теплом и радостью трепещет в сердце волшебный звук знакомых слов. Чуть тает тихий свет зари, звенит сверчёк под лавкой в уголке, из серебра узор чеканит в окошке месяц молодой... Укропом пахнет с огорода...
Родимый Край...
Кресты родных моих могил и над левадой дым кизечный и пятна белых куреней в зелёной раме рощь вербовых, гумно с буреющей соломой и журавель застывший в думе,- волнует сердце мне сильней всех дивных стран за дальними морями, где красота природы искусство создали мир очарований. Тебя люблю, Родимый Край... И тихих вод твоих осоку и серебро песчаных кос, плач чибиса в куге зелёной, песнь хороводов на заре, и в праздник шум станичного майдана, и старый милый Дон не променяю ни на что...
Родимый Край...
Напев протяжный песен старины, тоска и удаль, красота разлуки и грусть безбрежная - щемят мне сердце сладкой болью печали, невыразимо близкой и родной...
Молчание мудрое седых курганов и в небе клекот сизого орла, в жемчужном мареве виденья зипунных рыцарей былых, поливших кровью молодецкой, усеявших казацкими костями простор зелёный и родной... не ты ли это, Родимый Край?
Во дни безвременья, в годину смутную развала и паденья духа, я ненавидя и любя, слезами горькими оплакивал тебя, мой Край Родной...
Но всё же верил, всё же ждал; за дедовский завет и за родной свой угол, за честь казачества взметнет волну наш Дон Седой...
Вскипит, взволнуется и кликнет клич, клич чести и свободы...
И взволновался Тихий Дон... Клубится по дорогам пыль, ржут кони, блещут пики... Звучат родные песни серебристый подголосок звенит вдали, как нежная струна...
Звенит, и плачет и зовёт...
То Край Родной восстал за честь Отчизны, за славу дедов и отцов, за свой порог и угол…
Кипит, волной зовет, зовет на бой Родимый Дон…
За честь Отчизны, за казачье имя кипит, волнуется, шумит седой наш Дон, - Родимый Край...

"Донская Волна"
№12, авг. 1918 г.
__________________

 Отправлено: 03.12.10 17:24. Заголовок: Есть очень серьезные..

Есть очень серьезные доказательства того, что Шолохов использовал и обработал черновики выдающегося донского писателя, политика, публициста, бескомпромиссного патриота казака Федора Дмитриевича Крюкова. Крюков родился в 1870 г., окончил гимназию (где познакомился с Серафимовичем), Петербургский историко-филологический институт.
Задолго до революции Крюков много пишет, печатается, становится ведущим донским писателем. От Дона его избрали в Первую Государственную Думу.

В 1917 г. Крюков становится директором Усть-Медведицкой гимназии. В 1918 г. записывается добровольцем в казачью дружину. Воюет. Агитирует сражаться.
В июле 1918 года красные заняли его родную станицу Глазуновскую. Крюков с сыном скрывается в полях. Его ищут чтобы убить как видного казачьего идеолога и антибольшевистского деятеля. Дом Крюкова специально разграблен, сад вырублен.
Затем Крюкова ловят и везут на расправу в революционный трибунал в иногородню слободу Михайловку.
Но в Михайловке о нем узнает красный деятель казак Ф.К.Миронов (заведующий военным отделом ревкома). Несмотря ни на что он лично спасает знакомого ему еще до революции широко известного и любимого донского писателя от смерти.
Затем Крюков участвует в освободительной борьбе на Дону.

С апреля 1919 года Крюков становится редактором "Донских ведомостей". Он активно сотрудничает с войсковой "Комиссией по расследованию злодеяний большевиков". В "Донских ведомостях" того времени массово печатаются материалы о красном терроре. Понятно, что редактор Крюков, знаменитый донской казачий писатель, имеющий широкие связи с казачеством, вполне мог собирать обширный документальный материал и свидетельства очевидцев (а вто где их мог взять рядовой чекист Шолохов?).

В августе 1919 г Крюков - делегат от Глазуновской станицы на Большом Круге. Его избирают секретарем Круга.
Понятно, что секретарь Большого Круга Дона был вполне информированным человеком, имеющим возможность знакомиться со всеми донскими документами, беседовать с офицерами и казаками.
Он активно выезжал на фронт в части, там даже получил контузию.
В 1920 году, отступая вместе с остатками армии Деникина через Кубань к Новороссийску, полковник Крюков заболел сыпным тифом и умер.

 Отправлено: 03.12.10 17:36. Заголовок: Уралец пишет: жил в..

Уралец пишет:

цитата:

жил веками тихий Дон, жили казаки и казачки, ездили верхом, выпивали, пели... был какой-то сочный, пахучий, устоявшийся, теплый быт. Пришла революция, Советская власть, большевики – разорили тихий Дон, разогнали, натравили брата на брата, сына на отца, мужа на жену; довели до оскудения страну... заразили триппером,сифилисом, посеяли грязь, злобу... погнали сильных, с темпераментом людей в бандиты... И на этом дело кончилось

В точку. У меня точно такое чувство возникло после прочтения ТД.
Два нюанса: эти сильные, с темпераментом, люди не только Россию защищали, но и народные бунты подавляли - из песни слов не выкинешь.
Ну и до оскудения и развала страну довели скопом политики и авантюристы всех мастей, одних большевичков в этом винить некорректно...

 Отправлено: 03.12.10 17:51. Заголовок: Уралец пишет: При э..

Уралец пишет:

цитата:

При этом в его тексте параллельные куски и с апологией казачей правды и Освободительной войны, и с доказательством якобы правоты большевиков. Бунчуки, Штокманы, Мишки Кошевые... Так сказать шизофреническое раздвоение личности.

Да, этого нельзя не заметить. Автор/ы симпатизирует обеим сторонам - и это выглядит странно.

 Отправлено: 03.12.10 17:52. Заголовок: Madcap пишет: эти ..

Madcap пишет:

цитата:

эти сильные, с темпераментом, люди не только Россию защищали, но и народные бунты подавляли - из песни слов не выкинешь.

Совсем отупели на волне дерьмократии и кривозащитничества?
Бунту "народными" не бывают - НАРОДНЫМИ бывают только массовые гулянья по случаю праздничной церемонии казни зачинщиков бунта и смуты!
Бунтовщиков "из народа" надобно сжигать живьём со всеми их семьями в ... согласно дальневосточной традиции , топках паровозов.

 Отправлено: 03.12.10 17:53. Заголовок: Madcap пишет: Два н..

Madcap пишет:

цитата:

Два нюанса: эти сильные, с темпераментом, люди не только Россию защищали, но и народные бунты подавляли - из песни слов не выкинешь.

Сильно подозреваю, что казачья проблема тока так и решалась. Не нужны казаки были русскому крестьянству, а их земли вполне были интересны. Да и гражданским властям тоже.

 Отправлено: 03.12.10 18:03. Заголовок: Ужасный пишет: Совс..

Ужасный пишет:

цитата:

Совсем отупел на волне дерьмократии и кривозащитничества?

Сан Саныч, я такой же демократ, как Вы пацифист.

Ужасный пишет:

цитата:

Бунтовщиков "из народа" надобно сжигать живьём со всеми их семьями в ... согласно дальневосточной традиции , топках паровозов.

Ваши бы слова да в 91-м году кое-кому в уши.

Бирсерг пишет:

цитата:

Не нужны казаки были русскому крестьянству

Они были нужны России. А вот СССР они оказались без надобности...