Политсвинарник

Дизайн-провайдинг-студия «Опаньки» Старины Альфредо, швейная фирма «Зингер» и качалка Синьора Бирсерджио, что напротив пивнушки у вокзала, представляют:

Поучительную

Охренительную

Сногзашибительную

Интернед-пиэсу

«Апокалипциц сиводня»

(Хрипло-гнусавый, несколько позабытый, но до боли знакомый всем нам дублерский голос проникновенно шепчет за кадром)

Свин-нам – есть такая страна, малыш. И правит там суровый, но справедливый Дя-динь-дьем – очень наш сукин сын, да еще какой сукин сын. Просто-таки, сынищще. Ну, так вот. Короче, стало быть, про войну сегодняшняя антивоенная пасыфистическая пьеса.

Действующие и не очень лица:

Дя-динь-дьем – Почетный Диктатор Свин-нама (после второй бутылки)
Ад-рембо и другие кортиклэндовцы – жудкие люди. Ничего святого. Не дай Будда к ним попасться в руки.
Проф Рейсмуссен – героический защитник Свин-нама, положительный персонаж. Кавалер Ордена Сарказма. Если кто-то родился в рубашке, то он – в спецовке фирмы «Байер».
Миссионер Лишенякин, Капеллан – дезертир. По четным дезертирует из Свин-нама, где читает бойцам проповеди, по нечетным – из Кортиклэнда, где, по слухам, служит в тамошней армии. Еще, поговаривают, что он Цу-шимский ополченец.
Картмана – красава – «человека из дальний земля», по его словам. Когда-то ураган забросил его в Свин-нам, и его, голодного и одинокого, сделали полноправным гражданином Свин-нама.
Цу-шима – император интернетовской Поднебесной. По слухам, мягкий и толе рантный, толе нет.
Свин – в опчем-то, собирательный образ отважного свин-намовца, защищающего свою родину от кортиклэндовцев.
Стивен Натюрмортс – свободный художник.
Плакс де Мизерикорд – железный кулак ярости, бывший штабной офицер Армии Кортиклэнда, приехавший на курорты Свин-нама лечить простуженные латы, да так и оставшийся в этих местах.
Грека Бравистокулос – жудкий бабник и безбожник. Попав под влияние Миссионера Лишенякина, стал набожным жудким бабником – впрочем, практически без ответной реакции со стороны баб.
Андруха Рожков – ну, куда любой эпос без него? Апофеоз доброты, ума, кротости и прочей хрени.
Тунгус – тунгус. Много знает, много молчит, много думает.
И другие амигос…

(Раннее-раннее утро. Вообще, закономерность: почти любое дерьмище в нашей истории творится ранним-ранним утром, когда Добро спит, а у Зла с бодуна бессонница и хреновое настроение. Свиной навоз восхитительно переливается под первыми солнечными лучами, гнилые доски, из которых сооружены все строения в Свин-наме, загадочно темнеют в ответ… Такое впечатление, что оптимизм, который струится в сей момент в местном воздухе, можно паковать в банки и экспортировать в места постоянного проживания гребучих скептиков.
На сторожевой вышке у границ Свин-нама сидит Плакс де Мизерикорд. Несмотря на то, что он приехал сюда отдыхать, его боевой дух не терпит безделья, и он сам вызвался на досуге побыть патрулем Свин-нама. Он пристально всматривается вдаль, задумчиво почесывая поцарапанный в схватках рондель. Рядом сидит и учит его жизни Дя-динь-дьем, уже выдувший пару бутылочек виски и посему готовый к общественно-политической деятельности. Неподалеку с недоверием относящийся к ним вольный художник Стивен Натюрмортс рисует пейзаж).

Дя-динь-дьем:
Скажи мне, Плакс, насколько вероятно,
Что лютый враг с агрессией придет?
Особенно мне думать неприятно,
Что нас он беззащитными найдет.

Плакс де Мизерикорд:
Война сегодня далека от правил,
Что Кодекс чести обусловил много лет назад,
И опыт человечества заставил
К врагу не поворачивать свой зад.

(За кадром начинает звучать музыка, и где-то в кустах перебравший свои 0,3 промилле кифиру Грека Бравистокулос дает музыкальное сопровождение текущего момента. Песня исполняется на мотив «Если завтра война…»)

Если завтра на нас Кортиклэнд нападет,
Если враг в еполетах нагрянет,
Даже добрый Рожков и весь прочий народ
На защиту Свин-нама воспрянет.

На земле, под землей и на речке
Кортиклэнду дадим мы отпор,
И пусть ставят провайдеры свечку –
Как ресурсу врага приговор!

Дя-динь-дьем и Плакс де Мизерикорд задумчиво слушают эту песню. Их лица торжественны и строги. У одного – из-за заторможенности мимики после выпитого, у другого – из-за тесноватых доспехов.

И вот, по всем законам подлости, в такой благостный миг начинается вторжение. Гнилые (даже трухлявые) стены Свин-нама разлетаются в нескольких местах, и свирепые солдаты кортиклэндовской армии атакуют столицу Свин-нама – Свинарник. Во главе нападающих – кровавый Ад-Рембо. В нагрудные карманы его кителя «дикого гуся», купленного по случаю на е-бее, натолканы пачки дореволюционных открыток с кораблями – для защиты от отравленных навозом пуль и стрел свин-намовцев. Он на ходу отдает бесчеловечные указания:

Ад-Рембо:
Ребята, не жалейте никого,
Ни Рейсмуссена, ни дитю Рожкова,
Не оставляйте целым ничего –
Чтоб зла гнездо не возродилось снова.
А тех, кто фотки крал у нас, козлов
Повелеваю я, на их беду,
Отметить логотипом сайта, наколов
Его на тощем их предательском заду!

Свин-нам переживает неприятный момент. Навозные кучи – украшение его шикарных проспектов – разграблены интервентами. Гнилые сарайчики, в которых размещается продажная администрация, нехотя начинают тлеть. Апокалипциц близок. Дя-динь-дьем и Плакс держат оборону в ближайшем сарайчике, Дя-динь-дьем забрасывает противника пустыми бутылками из-под «Джемисона». Учитывая их количество, за этих героев зрителям пока беспокоиться не нужно. Несколько кортиклэндовских солдат с раскаленным клеймом с гербом Кортиклэнда пытаются заклеймить Стивена Натюрмортса, свободного художника. Тот очень быстро расшвыривает нападающих и спокойно отступает домой – таковым ему служит находящийся неподалеку корабль музей, бронемачтовый крейсер «Джузеппе Дезодорант».

Стивен Натюрмортс:
Себе засуньте подлое клеймо
Туда, куда сочтете сами нужным,
Придя к соседям с этаким дерьмом,
Учтите, вас отправить могут в нужник.
А если рисковать хотите головой,
То можете явиться в замок мой.

Опять звучит фоном красивая песня. Неутомимый Грека Бравистокулос выводит на мотив популярного хита.

Гоп-стоп, они пришли из-за угла.
Гоп-стоп, зачем их Борда родила?
Зачем придумал кто-то «Кортик»,
Не пойму, меня увольте,
Раз такие вот возникли
Нехорошие дела…

Среди жудкой канонады, криков Андрухи Рожкова, свиста пуль и звяканья кортиков, из сарая-казармы выходит заспанный Свин. Одной рукой он почесывает задний карман джинсов, в другой держит полупустую бутылку «Метаксы»… Обгоняя его, из казармы выскакивает Проф Рейсмуссен – в его руках… Ого-го, в его руках!...

Но шустрая видимокамера оператора перебрасывает нас в другую часть Свин-нама – туда, куда еще не добрались Кортиклэндовские головорезы. Мы видим монументальную сцену – Миссионер Лишенякин выступает перед встревоженным свин-намским народом.

Миссионер Лишенякин:
Товарищи! Ребята! Пацаны!
Вы в этот час Свинарнику нужны!
Возьмем булыжники и вместе, слава Богу!
Позавтракавши, двинемся в дорогу!
Сметем позорный Кортиклэнда строй,
Нам биться за свободу не впервой!

Картмана-красава разрывает на себе рубаху, царапает щеки и кричит в экстазе:
Ой, братцы, жизнь мне будет не мила,
Коль недруги Свин-нам спалят дотла!
Я освежую, как Рожков – свинью,
Любого, кто придет в страну мою!

Пришел черед очередной торжественной патриотической песни. Грека Бравистокулос, чей мозг отравлен Верой и кифиром, затягивает (на мотив песни «От улыбки станет день светлей»):

От молитвы станет нам светлей,
От молитвы дух в нас боевой проснется,
И тогда пойдем мы в бой скорей,
А проклятый враг, конечно, ужаснется!

Припев:
И тогда, наверняка,
Наши славные войска
Накидают кортиклэндовцам на славу!
Все мы – славные бойцы,
А вражины – подлецы,
Слава Богу, мы найдем на них управу!

Но песня прерывается скептическим заявлением Тунгуса. Он обращается к Картмане-красаву:

Тунгус:
Прости, приятель, но сдается мне,
Что я не верю всей твоей фигне.
И с биографией твоею, паренек,
Ты засланный врагами казачок.

Тунгус достает из кармана изрядно пожульканый номер «Кортиклэнд Ньюс», где на первой странице помещена большая фотка Картмана-красавы в полной форме штабного офицера Кортиклэнда и помещена заметочка: «герой собственноручно повесил десять цу-шимских солдат». Картмана-красава сердито смотрит на Тунгуса и одновременно убегает. Свин-намовские ополченцы не успевают его изловить. Тревожная тревога еще больше сгущается, как содержимое предвыборных роликов все ближе к заветному дню.

В это время в самой славной столице Свин-нама – Свинарнике ситуация накаляется до предела. Камера показывает нам сарайчик, где отважные Дя-динь-дьем и Плакс де Мизерикорд держат оборону, забрасывая гадких кортиклэндовцев пустыми бутылками из-под «Джемисона». В пылу борьбы Дя-динь-дьем поет национальную боевую песню Свин-нама. Мотив подсказывать не надо – сами поймете:

Товарищ, я больше не в силах бухать,
Во мне виски больше, чем крови,
Дрожанье руки с бодуна не унять,
Быть может, меня ты прикроешь?

Плакс де Мизерикорд отвечает ему на тот же мотив:

Товарищ, вообще-то, вообще я не пью,
Но раз уж такая засада,
Допить помогу я бутылку твою,
Поскольку стране это надо.

И он начинает выдувать бутылки «Джемисона» и бросаться стеклотарой в недругов. Очередная атака кортиклэндовцев захлебывается. Более того, они так надышались перегаром от славных бойцов Свин-нама, что теперь у них есть время передохнуть и набраться сил.

... Роджер проснулся, потряс головой, прогоняя остатки похмельных сновидений, и продолжил рассказывать никак не желавшему засыпать Андрухе сказочку:
В одно хмурое утро, когда даже хрюшки уткнувшись в грязь рылом не хотели хрюкать, к стене свинарника пришли рыцари. Почеу к стене, а не к стенам? У свинарника была одна стена, она постоянно падала и ее старались ставить так, чтобы направление ветра совпадало с направлением стены. А еще у свинарника был ров, его никто специально не рыл, его промыл то ли ручеек, то ли разрыв канализации соседнего колхоза, но ров был.

Так как рыцари были не хухмры-мухры, а с орденами и кортиками, они начали вести войну по правилам. Увидев ров, они решили, что эта сторона наиболее уязвима и построили свои порядки аккурат напротив рва. Снарядив посла, они увешали его всеми доступными регалиями и... он напоролся на местного цыгана. Цыган ему показал свою коллекцию самогона, короче посол завис. В это время, в свинарнике прошел непроверенный слух о нападении, дядька притащил старинное кресло, журнальный столик и отверзнутый шкапчик, обустроился таксказать, потом проходивший мимо бульбаш скинул со спины мешок гнилой картошки, которую он хотел посеять или выкинуть, свесил ножки со рва, местный меломан, оторвавшись от своей делянки конопли ненадолго заглянул в место предстоявшего сражения, даже гигант с черной повязкой на глазах выглянул из подвала, как говориться затевалось...

Между тем, рыцари не дождавшись своего посла, отправили второго, ну результат был тем же, так как второй наткнулся на шляпника, тот гостеприимно показал ему свою делянку конопли.

Шел третий день войны, ряды рыцарей редели. Их и так было немного, а четвертая часть полегла в качеестве послов. На рассвете пятницы, вот выбрали же день для наступления! На рассвете пятницы рыцари пошли в атаку. Кстати ров этот пользовался в свинарнике в качестве сливной ямы, и первый же рыцарь, наступивши извините в дерьмо, с громким криком "ох боже мой что это за ..." упал в обморок. Дядька проснувшийся от крика хлопал себя по коленкам и дико матерясь смеялся не отрывая стакана ото рта, белорус начал потихоньку кидать в супостатов картоплю, ну а больше в сопротивлении никого и не было...

Война закончилась внезапно, первые два посла повадились захаживать к своим новым знакомым, а остальные едва отмыв сапоги и оттащив самого отчаенного из дерьма, поспешили восвояси...

THE END