Политсвинарник

Началось все просто. Загадка группы Дятлова терзала французское сердце любителя патологической анатомии Жака Дуя и волновала незатейливые умы русского проктолога Рыбкина и отставного служителя Фемиды Бобруйкина. Троица нашла себя в Интернете, а потом решила поставить эксперимент для выяснения Истины. Оставим для будущих поколений душераздирающую историю сборов группы БДР в поход и сразу перенесёмся с ней в город Ивдель. На городском вокзале их чуть было не обворовал местный цыган, который, открыв рюкзак Дуя, уже предвкушал поживу, но увидев отчёт о группе Дятлова и карту, добровольно отдал похищенное и на свою беду напросился в члены группы БДР, памятуя при этом затаённую и давнюю мечту – искупаться в бочке спирта.
Дуй вначале категорически отказывался брать цыгана в попутчики, но Бобруйкин призвал на помощь все свои лингвистические способности и жарко зашептал Дую в ухо, тыкая в спину счастливого цыгана пальцем: «Виз цыган, прости Господи, дуплет, ну понимаешь, дупель… Ну как тебе дураку объяснить… он, то есть цыган, их бин доппель-херц Дятлоффф! Ферштейн?» Дуй долго наблюдал за пальцем Бобруйкина, а когда до него дошёл смысл фразы, сладострастно шепнул в ответ: «Ви, ви, месье Бобруй…» И после этого месье Дуй в течение всего пути подолгу и плотоядно изучал цыгана. Рыбкин же всю дорогу молчал и не откликался даже в тех случаях, когда Бобруйкин кричал ему прямо в ухо. Только цыган постоянно заливался соловьём о купании в бочке спирта, цокая языком как подковой.
Наконец группа БДРЦ достигла заветной точки, на которой когда-то стояла палатка Дятлова. Смеркалось и быстро холодало. Надо было что-то делать, но Рыбкин и Дуй возились с картой и дозиметром, пытаясь определить координаты места по GPS, не подозревая о том, что когда цыган украл рюкзак, он выбросил навигатор как ненужную штуковину. У Бобруйкина уже сильно стучали зубы от холода и желания выпить и поэтому он приказал цыгану поставить палатку. Цыган ещё при первой встрече учуял в Бобруйкине человека в серых штанах с красным кантом и покорно выполнил приказ. Палатка была поставлена и цыган уже намеревался нырнуть вовнутрь, но был остановлен строгим окриком Дуя: «Нет! Нихт! Цыган ставить отдельный палатка!» Сердце Рыбкина радостно ёкнуло – эксперимент вступил в свою первую фазу, но сначала надо было отогреться.
Дуй, Бобруйкин и Рыбкин залезли в палатку, сняли верхнюю одежду и открыли первую фляжку со спиртом. И тут Дуй заметил первую странность. Когда Рыбкин наклонился к нему, чтобы налить стопку, Дуй увидел странное желто-зелёное образование в ушной раковине своего коллеги по эксперименту.
- Месье Рыбкин, ваше ухо есть странная гнилость – вежливо сказал Дуй. – это есть влияние странное место?
- Неа, найн! – весело ответил Рыбкин. – это сера. Ушная сера! Ферштейн? Мыться я не люблю, понимаешь? Ферштейн?
- Что есть сера? Это уникум-гнилость места Дятлова? – беспокойно переспросил Дуй и стал шарить в рюкзаке в поисках лупы и дезинфекционного раствора.
- Найн. Это сера, понимаешь сера! – громко и раздражённо повторял Рыбкин.
- Кес кесе сера? Не понимай. – волновался Дуй.
- Не тараторь. Сейчас я тебе покажу, что такое сера. – вступил в разговор Бобруйкин, который пока суть да дело выпил стаканчик спирта и закусил корейкой.
- Силь ву пле, месье Бобруй, я волновался ушная гнилость месье Рыбкин. – звенящим от тревоги голосом попросил Дуй.
- Сейчас, айн момент. – браво заявил Бобруйкин, резко встал на корточки, поднатужился до багровости лица и шумно испортил воздух в палатке.
Дую стало нехорошо и он стал понимать в какое исторически зловещее место он попал.
- Это не есть сера! – выкрикнул, задыхаясь, Дуй. – Что есть сера?
- Да ты пойми, мил человек, - Бобруйкин показал пальцем на свой тыл. – Оттуда идёт сероводород, понимаешь? Серо-водород, то есть сера и водород. Пук-пук и сероводород, а сера часть сероводорода…
- Пук-пук я понимай, что есть сера и что есть сероводород? – Дуй был близок к истерике.
- Да погоди ты, не верещи! – Бобруйкин вновь изготовился пусть злого духа, но перед этим поднёс зажигалку к месту выхода сероводорода. Дуй, увидев эту жуткую картину, приготовился к самому худшему.
Громкий звук, вспышка и лёгкий аромат дачного сортира привели Дуя в шоковое состояние, из которого его вернул ласковый голос Бобруйкина: «Вот видишь, я пук, водород пух-пух, а сера… - здесь Бобруйкин смачно втянул носом воздух. – фу-фу. Понимаешь? Сера фу-фу?»
Творчески поставленный химический опыт восстановил в памяти Дуя таблицу Менделеева и он стал понимать загадочную русскую душу и на фоне этого понимания гибель группы Дятлова уже не казалась ему такой загадочной. Одновременно он зауважал Рыбкина за его стоицизм в области отказа от личной гигиены.
Настало время для первого эксперимента. Цыган давно уже поставил и залез в свою одноместную брезентовую палатку. Скрючившись в позе эмбриона, он пытался согреться мечтой о бочке спирта и потихоньку стал окоченевать от холода. Тем временем разгорячённая спиртом и сероводородом группа БДР вылезла из своей палатки и налегке подошла к цыганскому логову. Дуй был обут в пару ботинок на левую ногу, Рыбкин успел надеть только один альпийский башмак с шипами, а Бобруйкин, как и всякий русский богатырь, вышел в связанных бабушкой шерстяных носках.
Дуй взял инициативу на себя и, слегка покачиваясь на ветру, с невыразимым французским прононсом заявил: «Фаза первый. Лавина. Ви понимает, имитасьон лавина».
- Чего тут не понять-то, но где тут взять лавину? – задумчиво вопросил Бобруйкин, шевеля замерзающими в носками пальцами ног.
- А может не надо лавину? – опасливо посмотрел на склон сопки Рыбкин. – может перейдем сразу ко второй фазе, а лавину просто имитасьон?
- Ноу! Мы нужен имитасьон лавина! – настойчиво повторил Дуй.
- А может его просто прикопать? – нашёл выход из положения Бобруйкин.
Эту фразу замерзающая троица восприняла как сигнал к действию и, взяв в руки сапёрные лопатки, стала энергично закапывать палатку цыгана. Снег придавил брезент, который почти касался тщедушного цыганского тела. Цыгану в полудрёме стало тревожно, бочка ускользала от него, но снег не только надавил на него, но и подарил тепло, ибо вечерний ветер уже не пронизывал насквозь палатку, над которой высился уже приличный сугроб.
Троица подождала полчаса, но из сугроба никто не вылезал и вообще в наступивших сумерках эта груда снега казалась уже древним надгробием неведомого племени.
- Может он уже кончался? Лавина сделал своё дело? – разочарованно произнёс Дуй. – тогда надо ждать пара дней и смотреть гнилость.
- Кто кончился? Цыган? А ну-ка, Рыбкин, пошуруди палкой! – приказал Бобруйкин.
Рыбкину было лень идти в одном ботинке за лыжной палкой и он, покопавшись в снегу, нашёл приличный суковатый дрын и тут же применил его в дело. Сладко заснувший цыган проснулся от боли. Так он получил свои первые гематомы, одну на правом бедре, другую на левой ягодице. Но из нагретой и уютной палатки цыган вылезать не хотел, а к побоям и синякам он давно привык.
- Не выходит, гад! – зло сплюнул Бобруйкин и ещё сильнее зашевелил пальцами ног.
- Ну и что будем делать? В тепле он будет долго умирать и не факт, что будет достигнута гипоксия. – чуть не плача, произнёс Рыбкин.
- Нужен имитасьон юфо, звук, ультразвук, инфразвук! – категорично потребовал Дуй.
- Юфо, НЛО… будет тебе звук! А ну-ка, Рыбкин, принеси сирену! – скомандовал Бобруйкин.
Рыбкин покорно, пару раз упав лицом на снежный наст, поковылял к палатке и принёс переносную сирену. Бобруйкин установил сирену и со всей крутанул рукоять. От неожиданности у Рыбкина выбило ушные пробки и ушная сера покрыла странновато-зеленоватым порошком подходы к палатке цыгана. А у Дуя случилось непроизвольное выделение сероводорода и это прибавило происходящему в уральской зимней темноте мистики и ощущения нереальности происходящего. Как-будто в этом месте одновременно взорвалась ракета и приземлилось НЛО. Цыгана сирена напугала до смерти и он стал пытаться выбраться наружу, но толстый сугроб не позволял ему пробраться наружу, откуда он слышал злобные крики: «Режь, сволочь, палатку изнутри и вылезай!» Цыган оказался перед дилеммой – остаться в палатке и умереть, или вылезти навстречу неизвестному, которое судя по первым гематомам, не сулило ничего хорошего. Цыган пошёл на компромисс и крикнул: «У меня ножа нету!!!»
- Рыбкин, сунь ему нож! – приказал Бобруйкин.
- Кому? Цыгану? Нож? Да он нас зарежет! – завопил Рыбкин, по получив затрещину, стал быстро как крот копать норку и просунул нож в палатку.
- На раз-два-три режь! – заорал Бобруйкин и закрутил сирену. Дуй сосредоточенно снимал происходящее на камеру, на его взгляд, эксперимент, несмотря на некоторые огрехи, проходил удачно.
Цыган искромсал ножом почти всю палатку и, задыхаясь, с трудом выбрался наружу. Скатившись почти к ногам почтенной троицы, он вскочил на ноги, держа в руках нож с таким диким видом, что Рыбкина с головы до пят пронзил инстинкт самосохранения и он оказавшимся под рукой дрыном саданул со всей силой по голове цыгана. Так появилась черепно-мозговая травма неясной этиологии. Цыган рухнул в снег, несколько раз конвульсивно дёрнулся и затих. Дуй отснял последние кадры и удовлетворённо произнёс: «Антракт, мон шер. Надо бросать тело вниз. Имитасьон лавина унд юфо!»
Бобруйкин спихнул цыгана вниз по склону и экспериментаторы отправились в палатку снимать стресс и записывать результаты первой фазы. Спирт и корейка пришлись как никогда кстати, Дуя больше не пугали уши Рыбкина и сероводород Бобруйкина, которые они, разомлев, производили с удвоенной силой. Их уже стало клонить ко сну. Дуй мечтал о презентации своих русских опытов в Париже, Рыбкин предвкушал утренний осмотр тела на предмет гипоксии и прочих приятных вещей, включая отёки внутренних органов, а Бобруйкин просто предавался воспоминаниям о том далёком времени, когда он выбивал из подозреваемых правдивые показания и признание вины.
Но тут под звёздным уральским небом, ночь разорвал дикий рёв, от которого у Рыбкина выскочили еще не успевшие отвердеть ушные пробки, а сам он почти нагишом выскочил наружу с фонариком в руке. В спину Рыбкина ударило торпедой тело Дуя, одетое в термобелье и державшее в руках камеру и будильник. Рыбкин и Дуй с трудом удержались на ногах, но самое страшное наступило через мгновение, когда Бобруйкин в трусах и валенках снёс дуэт худосочных экспертов вниз, туда, в страшную темень, куда было сброшено тело цыгана.
Скатившись вниз, группа БДР обнаружила источник аномального рёва. Это вопил цыган, вопил от боли, страха и обиды. Группа БДР, опознав цыгана, в свою очередь завопила от боли, страха, обиды и разочарования. Дуй хотел увидеть НЛО, Рыбкин – злого духа, а Бобруйкин выпить со снежным человеком. Так на теле цыгана появились опухлости, переломы ребёр и многочисленные гематомы странной конфигурации. Альпийский ботинок также внёс свою лепту и оставил следы, похожие на ритуальные укусы.
Внизу было темно, холодно и страшно. Но наука прежде всего. Цыгана то заставляли ползти по насту, дабы были потёртости и повреждения кожных покровов, то передвигаться на четвереньках, то нести на себе Дуя и Рыбкина по очереди. Только Бобруйкин шёл самостоятельно, постоянно ускоряясь, ибо его как капитана Гаттераса к полюсу влекла в себе початая фляжка спирта. Наконец все достигли палатки, выпили и улеглись спать, положив цыгана в ноги, а осмотр его тела отложили до утра. Но сон не задался, цыган постоянно охал и стонал, Бобруйкин портил атмосферу, Рыбкин постоянно зажигал фонарик и что-то записывал в тетрадку, а Дуй просматривал вечернюю запись и удовлетворённо похрюкивал.
Утром цыгана раздели донага и в течение пары часов проводили осмотр и фотовидеофиксацию наружных повреждений. К окончанию эксперимента цыган стал похож на генерала Карбышева к удовольствию Дуя и Рыбкина, воочию наблюдавших корку льда вокруг дырочек дыхательных путей и лёгкое кровотечение из носа. Патологоанатомический оргазм прервал Бобруйкин, которому уже страстно хотелось домой: «Кончайте. Даёшь вторую фазу эксперимента!» По тону заиндевевший цыган понял, что ему не выжить и он из последних сил просипел: «Проверьте меня на радиацию!» Учёная троица переглянулась и Рыбкин инициативно нырнул в палатку за дозиметром.
- Радиасьон. Если радиасьон – это бонус эксперимента. – заворковал как голубь Дуй, но его одёрнул Бобруйкин: «Какая тебе тут радиасьон! Врёт цыган как сивый мерин, не хочет, сволочь, к ручью идти». Но тут Рыбкин принёс дозиметр, который рядом с телом цыгана тревожно зачирикал. Троице стало страшно. Видимо, здесь всё-таки аномальная зона. А цыган стал оттаивать и уже почти весело зашептал: «Теперь меня нужно в бочку со спиртом!» Но старого дознавателя Бобруйкина было трудно провести. Он пошарил в палатке и обнаружил разбитую ампулу с надписью «Цезий».
- Вот сволочь! Он ночью цезием натёрся, что нас запутать! – заорал Бобруйкин, хлебнул для дезактивации спирта из фляги и ударом ноги отправил цыгана вниз по склону. Тепло одетая троица степенно сошла вниз. Рыбкин остался сторожить дрожащее цыганское тело, а Дуй с Бобруйкиным соорудили помост и навалили на него кучку порезанной цыганской одежды. Дуй всё зафиксировал на камеру. Бобруйкин перевёл дух и скомандовал: «А теперь поставим его раком в ручье и завалим снегом. И сразу в гостиницу, а через недельку откопаем и проведём вскрытие. Согласны?» Дуй и Рыбкин молча кивнули. Цыгана подняли, поставили на колени в ручей, Бобруйкин железной рукой впечатал цыганское лицо в снег и придерживал до тех пор, пока Дуй с Рыбкиным не закопали экспериментальный объект. Притоптав снег, троица с чувством выполненного долга сразу же двинулась в обратный путь…
Цыгана откопал и отогрел охотник-манси. Учёных-экспериментаторов арестовали через три дня. Дуй сидит в Мордовии, Бобруйкин в Тагиле, а Рыбкин под Иркутском. Они активно переписываются, обмениваются мнениями о прошедшем эксперименте и строят планы на будущее…